Мир без конца
Шрифт:
— Но почему?
Служка хоть и неучен, но сообразителен.
— А в самом деле, почему? — задумался монах. — Может, она хотела вознаградить его или заставить замолчать, а может, и то и другое. Ведь это случилось в год свержения короля.
— Должно быть, Томас оказал ей какую-то услугу.
Годвин кивнул.
— Например, доставил какую-нибудь записку, или открыл ворота замка, или выдал планы короля, или заручился для нее поддержкой важного барона. Но почему это тайна?
— Это не может быть тайной, —
— Но если никто не видел этой хартии, то как можно знать, что за всем этим стоит Лэнгли?
— Так вот она, тайна: королева Изабелла внесла пожертвование за Томаса.
— Воистину так.
Аккуратно переложив листы пергамента льняными тряпочками, Годвин засунул их обратно в баул, а баул в сундук. Филемон спросил:
— Но почему это нужно хранить в тайне? В таком пожертвовании нет ничего бесчестного или позорного. Обычное дело.
— Не знаю почему, да нам это и не нужно. Вполне достаточно того, что кто-то пытается сохранить секрет. Пойдем.
Честолюбец ликовал. У Лэнгли есть тайна, и он, Годвин, об этом знает. Это власть. Теперь он может выдвинуть на должность аббата кандидатуру брата Томаса. Но в глубине души снедала тревога: однорукий вовсе не дурак.
Заговорщики вернулись в собор. Литургия скоро закончилась, и ризничий начал готовиться к поминальной службе. По его указанию шестеро монахов поставили гроб с телом Антония на возвышение перед алтарем, а вокруг разместили свечи. Уже собирались люди. Годвин кивнул двоюродной сестре Керис, которая повязала черный шелковый платок, и заметил Томаса. Тот вместе с послушником нес большое красивое кресло — епископский престол, или кафедру, которая и давала собору статус кафедрального. Годвин тронул его за руку.
— Пусть это сделает Филемон.
Монах ощерился, решив, что собрат предлагает помощь калеке:
— Я справлюсь.
— Знаю, что справишься. Мне нужно поговорить с тобой.
Лэнгли был старше Годвина на три года, но в монастырской иерархии ризничий стоял выше. Тем не менее он всегда робел перед Томасом. Помощник неизменно почтительно относился к нему, но тому казалось, что ровно настолько, насколько требуется, не больше. Обмануть его будет непросто, а именно это Годвин и намеревался сделать.
Лэнгли передал Филемону престол и отошел следом за ризничим в боковой придел.
— Говорят, что ты можешь стать аббатом.
— То же самое говорят о тебе, — ответил Томас.
— Я не буду выдвигать свою кандидатуру.
Бывший рыцарь поднял брови:
— Ты удивляешь меня, брат.
— По двум причинам. Во-первых, мне кажется, ты лучше справишься с этой работой.
Томас удивился еще больше. Видимо, он не предполагал в Годвине подобной скромности. И был прав: ризничий лгал.
—
Лэнгли сощурил красивые глаза. Он искал ловушку.
— Я хочу тебе помочь, — продолжал между тем ризничий. — Убежден, следует выбрать аббата, который реформирует монастырь и приведет в порядок хозяйство.
— Думаю, мне это по силам. Но чего ты хочешь за поддержку?
Годвин понимал, что ничего не просить нельзя. Томас все равно не поверит. Он заготовил правдоподобную ложь:
— Я хочу стать твоим помощником.
Однорукий монах кивнул, но согласился не сразу.
— И как ты собираешься мне помогать?
— Прежде всего обеспечу тебе поддержку города.
— Считаешь, для этого достаточно иметь в дядьях Эдмунда Суконщика?
— Не так все просто. Городу нужен мост. Карл ничего не обещает. Город не хочет видеть его аббатом. Если я скажу олдермену, что ты начнешь строить мост сразу после избрания, за тебя встанут все.
— Но тогда многие монахи за меня не проголосуют.
— Я не был бы так категоричен. Не забудь, выбор братьев должен одобрить епископ. Епископы, как правило, достаточно осторожны и оглядываются на мнение мирян. Ричард не станет нарываться на неприятности. Поддержка города очень важна.
Годвин видел, что Томас ему не верит. Лэнгли пристально смотрел на него, и ризничий взмок, изо всех сил стараясь ничем себя не выдать. Однако Томас согласился с его доводами:
— Разумеется, нам нужен новый мост. Какая глупость со стороны Карла уходить от решения этого вопроса.
— Пообещаешь построить мост?
— Ты весьма настойчив.
Интриган прикрылся руками:
— Я вовсе не хотел. Конечно, следует делать то, что считаешь Божьей волей.
Томас вновь прищурился. Он не верил в бескорыстие собрата, но все же ответил:
— Я буду молиться.
Ризничий понял, что большей ясности сегодня от Лэнгли не добиться, а давить сильнее боялся.
— Я тоже. — Он отошел.
Томас действительно будет молиться. Для себя ему почти ничего не нужно. Если решит, что на то воля Божья, выставит свою кандидатуру, нет — нет. В данный момент Годвин больше ничего не мог сделать.
Гроб с телом Антония стоял в кругу свечного пламени. Собор заполнился горожанами и крестьянами из окрестных деревень. Претендент на дом аббата поискал глазами Керис. Сестра стояла в южном рукаве трансепта и осматривала леса Мерфина в приделе. Годвин любил вспоминать те времена, когда Керис была маленькой, а он — всезнающим старшим братом. Монах обратил внимание, что после крушения моста дочь дяди Эдмунда ходила мрачной, но сегодня повеселела, и Годвин обрадовался: он любил ее.
— У тебя, кажется, все хорошо, — ризничий коснулся ее руки.