Мир без нас

Майра

Сестра гения задумалась.

– Не знаю, что и сказать… Он очень тих вот уже недели две. Пару раз мне даже казалось, что подавлен, но он ведь никогда не признается, даже если ему очень плохо. Но видно, что он о чём-то всё время размышляет и так сильно этим поглощён… Вы знаете, меня поразило, что даже смерть своего любимого териасского млюка он воспринял на удивление спокойно.

Полонский застыл, как громом поражённый.

– Как вы сказали? Териасского млюка? Как? Когда?

– Сегодня утром. Бедняжка с размаху врезался в летящий автолёт. Слава богу, больше никто не пострадал!

– Примите

мои соболезнования. И кажется, я всё-таки знаю, где искать вашего брата!

Уличный бар "Гончие Псы" оказался неподалёку. Завидев у стойки одинокую грустную фигуру, Полонский, не теряя времени, приступил к действиям. Для начала он получил у автомата свой обычный бокал с коктейлем. Затем, ничуть не смущаясь, устроился рядом со скорбящим автором под неодобрительными взглядами нескольких завсегдатаев бара. О трагической смерти комиссара Дерба уже знали все.

– Ну, и зачем вам это понадобилось? – мрачно спросил Полонский.

Мерсе, видимо, сам как раз задавался этим вопросом, потому что ответил незамедлительно.

– Это не я. Это он.

– Бросьте! – детектив ещё больше нахмурился. – Вы о ком?

– О комиссаре, конечно. А вы разве не о нём?

– Ладно, давайте по порядку. У меня проблема. Сегодня утром мы все – я и мои друзья из Криминальной Полиции – ознакомились с вашим последним, с позволения сказать, шедевром. Мы даже не успели толком обсудить случившееся, – я имею в виду самоубийство комиссара, – как на нас тут же посыпались несчастья. От одного ушла жена, у другого пропала сестра, третий лишился наследства, на которое очень рассчитывал… Словом, всё по тексту. А приехав сюда, я приплюсовал к этому ещё и вашего териасского млюка!

– Интересно! Крайне интересно!

– Ещё бы не интересно! Кстати, у вас очаровательная сестра.

Губы Мерсе тронула улыбка.

– Я знаю. Чем она вас ударила?

Полонский поперхнулся коктейлем, но сразу всё понял.

– Я не журналист. Я – частный детектив. Моя фамилия Полонский. Так что вы можете сказать обо всех этих совпадениях?

Писатель отмахнулся.

– В них нет ничего сверхъестественного. Знаете, так часто бывает с авторами: герои навязывают нам свои словечки, повадки, а то и вообще образ жизни. Стоит ли удивляться, когда, в конечном итоге, на нас сваливаются те же сюрпризы и неудачи, что мы уготавливаем им! А с читателями и того проще: ведь комиссар долгое время был, в полном смысле слова, властителем умов. Я сам знаю нескольких людей, которые курили те же сигареты, пили те же напитки, предпочитали женщин того же типа, что и мой герой, при этом так же грубили начальству и ссорились с жёнами… За что и страдали так же.

– Вы хотите сказать, что никакой проблемы и вовсе нет?

Мерсе откинулся на спинку кресла, взгляд у него сделался задумчивый и немного усталый.

– Проблема есть, но она в другом. Я больше не понимаю своего героя. Я создал его, придал ему какие-то свои черты, но сейчас я бессилен. Меня поразило то, как верно вы определили, что это самоубийство. Я всеми силами пытался изобразить в последней сцене хоть какой-то героизм, но, если говорить честно, это было откровенное, неприкрытое самоубийство. Он не хочет больше жить, а я не понимаю, почему!

Войдя

в кабинет писателя, Полонский замер на пороге. Взгляд его неподвижно упёрся в некий агрегат, стоявший на столе.

Агрегат этот был громоздок, неимоверно примитивен и в то же время явно сложен в использовании. На нём помещалась уйма кнопок, а со всех сторон выпирали какие-то непонятные на первый взгляд приспособления. Одним словом, у него была масса недостатков, а достоинство было только одно: в антикварном магазине за него отвалили бы кучу денег.

Детектив всем корпусом повернулся к вошедшему следом Мерсе.

– Вы что, с этим работаете? Что это вообще такое?

Гениальный писатель неожиданно зарделся.

– Видите ли, я поклонник ретро. Старые вещи гораздо больше вдохновляют меня, чем все эти новомодные приспособления. Я – уж и сам не знаю, вольно или невольно, – стараюсь подражать знаменитым писателям прошлого. У меня и трубка курительная есть… Одним словом, это – пишущая машинка.

Полонский обошёл кругом стол, за которым были созданы лучшие страницы из жизни злополучного комиссара Дерба. Нельзя сказать, чтобы детектив совсем не испытывал священного трепета…

– И что, вы действительно на ней печатаете?

– Да. Конечно, она требует гораздо меньше физических усилий, чем её реальные прототипы, подключена к компьютеру и так далее… Но знаете, возникает чувство, что ты там, со своим героем, среди всех этих монстров Галактики. А при работе с нынешней аппаратурой почему-то такого нет…

– Ах, так вот что вы имели в виду! Я было понял вас буквально, что вы и впрямь что-то такое изобрели, чтобы разговаривать с вымышленными созданиями!

– Я ещё не совсем сошёл с ума, – напомнил Мерсе. – Да и не нужно ничего изобретать. Вот я сажусь за машинку, а вы становитесь рядом. Здесь, сбоку, пожалуйста. Посмотрим, будете ли вы таким же красноречивым, как в баре! Ну, говорите, что я должен печатать!

Полонский поскрёб подбородок.

– Прежде всего, сотрите всё, начиная с девятнадцатой главы.

– Но… А впрочем, ладно, стираю! Что дальше?

– Теперь скажите комиссару… Скажите ему… А, чёрт! Пустите-ка, я сам ему скажу!

Детектив плюхнулся на тёплый после Мерсе стул и опасливо ударил по первой клавише…

Комиссар Дерб небрежно втолкнул свой бокал в жерло бара-автомата и через мгновение потянулся, чтобы получить его назад, уже наполненным. Но чья-то рука, более широкая и тяжёлая, ем рука комиссара, успела выхватить зелье прямо из-под комиссарского носа. Дерб мгновенно среагировал, ухватившись за рукоять лазерного пистолета, но, подняв глаза, расслабился.

– А, Полонский… Я уж думал, кто из террористов пожаловал по мою душу, с них станется. Ты чего не спишь? Поздно уже…

Детектив оторопел.

– А где мы встречались? – осторожно поинтересовался он.

– Да нигде. По роду службы, знаешь ли, приходится иногда копаться в архивах Криминальной Полиции. А ты у нас личность известная, можно сказать – ас…

Полонский скромно потупился.

– …по части влипания в истории. Взять хотя бы то дело с ханеганским рубином. Чего стоишь – садись… И отдай, будь другом, мой бокал. Хочешь тайлеранской?