Мир человека в слове Древней Руси

Колесов Владимир Викторович

Проявления жизни многообразны и бесконечны, и человек в своем сознании прежде всего устанавливает их опорные пункты — с теми непременными ограничениями, конечно, которые определялись уровнем его мышления. Присоединяя один из древнейших суффиксов к корню, постепенно образовывали новые самостоятельные слова, которые закрепляли в коллективном сознании основные признаки текучего и на первый взгляд неуловимого процесса жизни. Теперь же, имея в руках подобные свидетельства разных этапов развития речи и мысли, мы можем восстановить их последовательность и первоначальный смысл:

жи'ла "вена" — для обозначения силы жизни: по вене течет кровь — дарительница жизни, без крови нет жизни;

жило' "жилье" — для обозначения места проживания: пространственные границы существования издавна интересовали людей; впоследствии слово

сузило значение, стало обозначать дом;

жиро "пастбище" — для обозначения места пастьбы, ибо скот обеспечивал человека пищей; и это также основной элемент жизни (на что и устремлено особое внимание человека);

жиръ "пища" — для обозначения приготовленной к употреблению, уже сваренной или поджаренной еды;

жито "хлеб; плод" — для обозначения не готовой к употреблению еды, может быть, еще и не собранной, но такой, которая обязательно будет;

жижа "что-либо размельченное" — для обозначения еды, которая особым образом подготовлена (как жертва, приносимая богам в огне);

жица "(волосяная) нить" — для обозначения носителя жизни (символического, но в представлении древнего человека вполне реального).

Интересны два последних слова, поскольку они связаны с тем уровнем сознания, когда непременным участником человеческой жизни были высшие силы: давний предок, древний герой или просто домовой. Выдернутый из головы волосок (жица) олицетворял его владельца. Над волоском можно произвести заклинания, и в результате — околдовать человека, подчинить его своей воле, лишить жизни. Вот почему волосы предпочитали не стричь, за исключением некоторых ритуальных обрядов, например постригов при переходе из одной возрастной группы в другую. Только воины почти полностью сбривали волосы, посвящая свою жизнь и жизненную силу Перуну. Византийцев в свое время поразила прическа князя Святослава: на чисто выбритой голове клок волос на макушке, совсем, как позже у запорожских казаков. Жижа же — от слова жидкий, а это последнее связывали с древнейшими языками, в которых оно обозначало ритуал посвящения богам: "лить в огонь, творя жертву". Жижа обозначало благовония или жир, в жарком пламени возносившиеся к небесам, а не густую грязь в колее разбитой дороги.

И жижа, и жица — слова специального языка — языка магии. Со временем они изменили свое значение, потому что утратилась древняя магия слов, да и сама магия тоже. Впрочем, все приведенные слова в современном языке употребляются в измененном значении. Жито, например, означает определенный вид хлебов — в каждой местности свой: овес, ячмень, просо, греча — то, что когда-то на этой территории могло быть основным, а, возможно, и единственным видом пропитания. Изменилось и слово жир: оно тоже сузило свое значение, хотя общий смысл древнего обозначения остался: ведь именно на жиру готовится всякая пища.

Заключить наш список можно двумя столь же древними словами — жить и живот. Слово жить обозначает процесс и образ жизни; это — не глагол, а имя существительное (которое склонялось как слово нить); слово это родственно инфинитиву жити (современная форма жить), а именно эта глагольная основа и передавала в языке общее значение длительности, процессуальности жизни во всех ее проявлениях. «Да подвижиться земьна жить страхомь» — сказано в самом древнем переводе на славянский язык Псалтыри (Евг. псалтирь, с. 8), и в нем хорошо отражен смысл древнего, утраченного теперь слова. Вполне возможно, что земная «жить» в X в. противопоставлена небесной «жизни»; во всяком случае, Иоанн Экзарх говорит: «Жить баше и жизнь баше» (Шестоднев, с. 4).

Животъ — это имя прилагательное, и перевести его на современный язык можно примерно как "живой"; слово обозначало признак, которым обладало то или иное существо, тогда как жить, будучи глагольной формой, обозначало процесс, а также состояние, в котором это существо пребывало. Обычное для древнего сознания раздвоение внешнего обстоятельства и

внутреннего состояния в этом слове как бы обобщает множество прежних — частных — значений, потому что живот — это отчасти и жица, и жила, и даже жито, тогда как жить включает в себя значения всех приведенных слов. Вот только само слово жить казалось слишком неопределенным, поэтому со временем оно осложнилось суффиксом со значением собирательности: возникло слово житье (церковнославянская книжная форма житие), которое вбирает в себя все прежние значения существительного жить, и последнее исчезает.

В древнерусский язык вошли в качестве опорных, выражая родовые понятия, эти два слова — животъ и житье. Все частные, дробные проявления жизни сошлись в отвлеченном и общем обозначении субъекта жизни (животъ) и жизненного процесса (житье). Известны также попытки расчленить как-то некоторые частные значения этих слов, выразить отдельными словами ту мысль, что житье как "тип жизни" (хорошее житье или дурное житье) отличается от житья как "имущества, состояния" (которое обеспечивает такое хорошее житье). В Древней Руси во втором значении употребляются слова зажитье или прожитье, особенно часто у новгородцев — купцов, богатых мужиков, ощущавших потребность в различении материальной и нравственной сторон жизни.

Однако эта идея не получила развития, хотя несколько раз московский, суздальский и даже галицкий летописцы использовали указанные слова, переписывая соответствующие места из новгородских хроник: «Люди же и скот, и все зажитье попроводиша на низ по Двине». Зажитье — "недвижимое имущество". Скот такой же «субъект жизни», что и человек, но все-таки не человек. Поэтому в языке наметилась тенденция различать разные виды живого с помощью суффикса или путем перехода имени в прилагательное: животина, животное. Так нередко в переводных русских текстах XII в., но сами русские все-таки предпочитали пользоваться словом животъ. На Юге, в киевских пределах, так или иначе различали животъ "человеческая жизнь" и животина "жизнь скотины", на Севере же в обоих случаях употребляли старое слово животъ. Для человека того времени скотина имела такое значение, какого в наше время не имеет и самая развитая техника; «животина» была буквально животом самого крестьянина и всей его семьи. Крестьянин даже мысленно не мог отстранить себя от своих «животов».

Однако вступив со временем в конкуренцию между собой и составив целостную систему обозначений, слова животъ и житье постепенно распределили свои права в обозначении самых общих, категориальных, значений. Судя по сочетаниям их с другими словами, животъ, связанное с обозначением физической жизни, членило эту жизнь на конкретные отрезки, исчисляемые годами, а житие, как обозначение формы и типа социальной жизни, передавало общую ее продолжительность. Можно было сказать пятьдесят лет живота, но невозможно говорить о годах жития; о житии можно говорить только в самом общем значении: долгожитие, скороминующее житие и т. д. В первом случае важно указать на точные пределы жизни, во втором — только на длительность ее протекания. Так обозначилось важнейшее различие между словами животъ и житие: первое из них связано с временными пределами существования, второе — с пространственными границами, длительностью, процессом, т. е. с деятельностью человека. Их противопоставленность можно сравнить с отношениями между глаголами летти — летати, бжати — бгати: первые указывают на конечный предел движения, у вторых такого указания нет.