Мир для его сиятельства. Пограничник (том 2)
Шрифт:
— Вот тут, граф, я тебе не советчик, — покачал он головой. — Одно скажу. Кто-то уже решил пустым уйти и ещё рейс с углём с Севера до зимы сделать. Кто остался — перемирие начнётся, быстро загрузятся и свалят. А вот захотят ли потом ещё раз приходить? Да и те, кто уже ушёл пустым? Уйдут все, разбегутся новости про тебя, и нет у тебя порта! Кому он нужен, если картагенцы конфисковывают всё зерно, что ты будешь у себя загружать?
Я выругался. И почему-то узрел в произошедшем уши Аквилеи и Магдалены. Ибо им такой расклад больше всех выгоден. Ирония: я собирался их доить, наказывая за былое, конфисковывая идущий из их портов «контрабас». Но они, видимо, подали здравую идею триумвирату Картагены, чтобы уже они собирали
— Ну, сучье отродье, я вам устрою!
Я встал, тяжело задышал, прошёлся по комнатке. Хотелось запылать, но кругом, блин, дерево. Жаль.
Наконец, пришёл в себя, сел.
— Не полыхнул! — констатировал Йорик. — Растёшь.
— Стараюсь, — буркнул я. Откинулся на спинку стула (кресел тут пока нет), припадая к кубку «Южной принцессы».
— Это «прилёт» за Магдалену от Аквилеи, и заодно за Феррейрос, — пояснил для него. — Сеньоры горожане меня на место ставят, намекают, что с ними так грубо, как с Феррейросом, играть не пройдёт.
— Думаешь, там есть связь? — нахмурился Йорик.
— Угу. — Вытер губы. Дрянь вино, надо втык Никодиму завтра сделать. — Хотят, чтобы я зерно к ним вёз и у них грузил. Оно будет моим по накладным, деньги мне, но для таможни уже аквилейское и магдаленское. А они своё на погрузке получат, даже цену не станут задирать, «по-братски», пока у нас синдикат и афёра. Я им ещё ножки целовать буду должен, что подставили плечо в тяжёлый момент.
— Глубоко мыслишь! — похвалил Йорик. — Но делать-то что? Здесь около сотни кораблей. У нас пирсов не хватит, всё загрузить во время перемирия. Завтра-послезавтра, как город заложим, так и начнём. И будем молиться, чтоб степняки дольше не нападали. И корабли будут гружёные ждать. Хоть у нас, хоть в Магдалену уйдут, хоть в Мериду — там ближе, быстрее пройдут.
Я отрешённо замотал головой. Ну да, держать корабль гружёным, под парами, не то же самое, что вытащить его на берег и в ус не дуть. Что угодно может произойти.
— Ночь уже, — выглянул я в мутное слюдяное окно (роскошь), через которое не было видно звёзд. — Завтра придумаю. Не уеду, пока не придумаю — точно! Потому, что без решения этой проблемы ну вот вообще всё, что затеял, не бьётся! — Я бы завёлся не на шутку, но навалились усталость и апатия. — Нахрен тогда и порт, и гильдия стали, и договор с Северянами?
— Да, ложись-ка ты, граф, и правда… — Йорик поднялся, и на шатающихся ногах, пошёл к выходу. — У тебя голова ясная, и с утра ещё яснее должна быть. Может ты в бою во второй линии держишься, и кое-кто в войске тебя украдкой трусом называет, вот только ни разу не трус ты. — Слова из уст этого вояки польстили. Такие, как он, на лесть не размениваются. — Просто головой берёшь, а не маханием железа. Вот и бери головой дальше! А железом мы, так и быть, за тебя помашем. Хорошей ночи, с-си-ик-ятельство!..
Ушёл. Я закрыл за ним дверь — не поленился. Выглянул — там вроде ко мне очередь из феечек, скрасить ночь, была. Но нет — покривился, закрыл и пошёл спать. Уж сильно устал. А после самой настоящей устроенной тут русской бани просто валюсь с ног.
Подошёл к кровати — а вот кровать сделали зачётную, не зря феечки у двери
Картагена… Грёбанный Карфаген! Мать его в задни…
Уснул, едва коснувшись подушек. Ну и правильно.
С утра разбудил ярл Йорик. Бодрый как огурчик — аж завидно!
— Граф, кончай дрыхнуть! — проревел он на всю избу. — Разговор есть.
— Весь внимание… — потянулся я и принялся надевать рубаху. Йорик посмотрел на это равнодушно, но не заметить не мог:
— Слуг, значит, игнорируешь?
— Я что, старый и немощный, одеться-обуться сам не могу? — фыркнул я в ответ.
Он пожал плечами — «не моё дело». Ну да, блажь владетельных донов она такая. Сам он, наверняка, уже обзавёлся слугами, которые с утра его одевают. Статус, положено так, чо.
Вышли пройтись вдоль реки, наблюдая за праздничными приготовлениями в поселении. Люди все ходили радостные, предвкушая что-то чертовски хорошее и приятное. И я не про попойку после — радовались самому обстоятельству праздника. Шутка ли, впервые за знамо сколько веков новый город на Юге закладывают, и они участвуют в этом. И детям-внукам потом расскажут. Женщины наряжались в парадные юбки и платья, пестрящие всеми цветами радуги. Мужчины надевали не менее парадные камзолы и шляпы. И даже голытьба из лодейной обслуги, и та пыталась щеголять в доступном. Только в порту шла работа — под погрузкой стояло две посудины с валенсийским флагом. Имея на руках фьючерсы на зерно, Луидор поспешил прислать гуманитарную помощь в виде всего свободного железа, что смог найти в Валенсии. Этого мало, не хватит, но письмо насчёт чугуна послал ему сразу несколькими голубями и курьерами. В горной Валенсии, утыканной железоплавильными мастерскими, должно быть полно отвального чугуна — тут пока нет пушек, и, соответственно, ядер, на которые можно утилизировать сей ненужный отходный для местной металлургии материал. В общем, задарма (задёшево) к нам привезёт осенью всю некондицию, какую найдёт, и, надеюсь Дорофей даст ей ума. Но пока часть лодий из этого вольного бурга шла вообще не к нам; сюда, лишь разгрузившись, заходила на загрузку зерном перед возвращением домой. Что ж, я не один на Земле, а у валенсийцев полно других контрактов и контрагентов. Нужно своё железо! Плохое, но своё! Иначе скирда.
Ещё два пирса стояли под постройкой. И эти были уже не временные деревяшки на кое-как вбитых сваях, тут Никодим приказал вбивать в дно толстые брёвна, попутно отсыпая землёй вокруг сходящиеся молы. Вдающийся в берег искусственный залив, где нет и не будет течения. А землю для отсыпки берут изнутри зоны залива, которую потом осушат и построят прочный каменный пирс на отменном основании. Я уже видел мешки с раздобытым где-то путеоланом. Будет это нескоро, но дорогу осилит идущий, и рано или поздно и у нас на улице перевернётся КАМАЗ с пряниками. Здесь люди тоже работали, но перед церемонией и они закончат — праздник же.
— Говори, Йорик, — кивнул я, когда отошли достаточно далеко. — Что такое, чего вчера не сказал?
Ярл не умел лицедействовать, а потому посмотреть на его ужимки стоило. Наконец, честно признался:
— У тебя светлая голова, граф. Но надо было тебя пронять. Загрузить. Чтобы ты подкоркой почувствовал угрозу. — Стыдливо посмотрел через зону строительства на гладь Белой вдали. Здесь она расширялась, течение снижалось, но была достаточно глубокой для прохода судов класса «ладья». А пока больше и не надо.