Мир до нас: Новый взгляд на происхождение человека

Хайэм Том

Для нас также интересно, что павианы из зон гибридизации, как и мы, обладают характерными морфологическими особенностями, приобретенными в процессе гибридизации. В частности, они могут вырастать особенно крупными. Это явление носит название «гибридная сила» (гетерозис) и часто наблюдается у животных в результате скрещивания с другими видами за пределами собственного ареала. Например, лигры, стерильные потомки львов и тигров, значительно массивнее, чем их родители по любой из линий. Гибриды часто выделяются более крупными лицами и телами, а также зубными аномалиями^[90]{351}.

В свете этих данных небесполезно будет вернуться к главе 7 и зубу «Денисова 4», который по размеру удивительно близок к зубам более ранних и неродственных гоминин. Следует ли считать это явным признаком недавней гибридизации? Кажется странным, что зуб денисовца может так сильно отличаться по форме и размеру от зуба неандертальца, ведь 500 000 лет назад у них были общие предки^{352}.

Не может ли гибридизация также служить объяснением необыкновенной мозаики свойств, обнаруженной у человеческих останков с китайских археологических стоянок Сюйчан и Суйцзияо, о которых мы говорили в главе 7? Не указывает ли своеобразие этих особей на перенос генов в ходе недавней гибридизации?

Вероятно, гибридизация играет свою роль и в образовании новых видов. Вариативность – это двигатель отбора в эволюции, и ее проявление как следствие гибридизации может быть одной из причин быстрого хода эволюции. Нельзя не вспомнить необычайную морфологию Homo floresiensis, зубы которых оказались уникальными и с большим трудом поддавались сопоставлению с любыми другими зубами из летописи окаменелостей рода Homo^{353}. В главе 12 мы рассказывали о спорах по поводу того, считать ли «хоббитов» карликовыми Homo erectus или не столь сильно уменьшившимися Homo habilis. Альтернативой могла бы стать какая-нибудь гибридизация, скажем, между Homo erectus и другим гоминином, возможно денисовцем^{354}. (Также не исключена вероятность того, что «хоббиты» и Homo luzonensis на самом деле были карликовыми денисовцами.)

Я уже давно размышляю над тем, могла ли Денисова пещера или, если брать шире, Алтайский край быть зоной гибридизации. Если мы рассмотрим неандертальцев преимущественно как жителей Западной Евразии, а денисовцев – как обитателей востока, то Алтайский край окажется где-то посередине, что вполне удовлетворительно перекликается с расположением зон гибридизации, которое мы встречаем у различных групп павианов в Африке. Есть сведения, говорящие о том, что неандертальцы должны были не единожды являться на Алтай с запада Евразии; более того, похоже, что в период от 120 000 до 70 000 лет назад здесь было по меньшей мере две отдельных неандертальских группы^{355}. Наши исследования с применением ZooMS и анализы древней ДНК из костей и отложений показывают, что неандертальцы и денисовцы несколько раз поочередно сменяли друг друга в пещере. Новые свидетельства подтверждают, что генетические интрогрессии между этими двумя популяциями происходили довольно регулярно^{356}. «Денни» была необычна тем, что являлась гибридом первого поколения, но все до одного древние геномы из Денисовой пещеры отмечены тем или иным уровнем межпопуляционного смешения. То же самое наблюдается и в нашей родословной. Прежние модели эволюции человека, основанные на изоляции и расхождении видов, замещаются моделями, включающими в себя перенос генов, генетическую интрогрессию и смешение. На смену образу ветвистого дерева человеческой эволюции приходит образ широкой речной дельты, чьи рукава и протоки то и дело сливаются и расходятся.

В главе 3 мы упоминали, что при скрещивании различных видов их потомство может оказаться бесплодным. Мы видим, что в человеческом геноме есть участки без малейших следов неандертальской ДНК; такая же картина наблюдается у гибридов, имеющих трудности с размножением. Недавнее исследование пролило свет на эту проблему. Группа ученых из Оксфорда сравнила последовательности митохондриальной и ядерной ДНК внушительного количества скрещенных пар млекопитающих, в потомстве которых наблюдались самые разные уровни рождаемости, от полного бесплодия до стопроцентной плодовитости^{357}. Они сфокусировались на гене цитохрома b (CYTB) и измерили генетическую дистанцию между парами животных и их способностью к воспроизводству в сочетании друг с другом. Результаты показали, что уровни расхождения разделены четкими порогами, из чего следует, что по этим данным можно предсказывать степень плодовитости. В частности, было установлено, что при скрещивании между Homo sapiens, неандертальцами, денисовцами и даже более древними видами, такими как Homo heidelbergensis, снижения фертильности быть не могло. Иными словами, даже не имея тех впечатляющих доказательств, которые дает ядерная ДНК, мы должны исходить из того, что интербридинг между этими группами проходил успешно.

Как уже не раз отмечалось в этой книге, интербридинг и генетическая интрогрессия принесли нам немало выгод. Наш успех на эволюционном поприще не в последнюю очередь определялся нашей склонностью к гибридизации.

Я думаю, что эту природную направленность к гибридизации можно рассматривать шире – как аналогию к аспектам человеческого поведения и культуры. Как мы видели в главе 3, представление о том, что Homo sapiens – это нечто уникально новое и обладающее «поведенческой новизной», за последние годы было практически отвергнуто благодаря

убедительным доказательствам того, что неандертальцы (и, возможно, денисовцы) обладали схожими способностями и не так уж сильно отличались от нас поведением. В эту концепцию уже не вписывается внезапная «человеческая революция», осуществленная исключительно силами «современных» людей; если нечто такое все же имело место, то в эту революцию, вероятно, внесли свой вклад и другие человеческие виды. Археологические свидетельства из Африки показывают, что развитие более сложного поведения и внедрение новых технологий происходило там раньше, чем в Европе и Евразии, и совершалось медленно и плавно, а не резким революционным скачком^{358}. Европейские неандертальцы, судя по всему, следовали по тому же пути прогресса.

Пока что можно лишь гадать, могли ли идеи и новшества рождаться и развиваться благодаря контактам, случившимся 50 000 лет назад, при встречах неандертальцев, денисовцев, «современных» и других людей. Представьте, какие возможности открылись бы перед вами при встрече с совершенно незнакомой группой людей, делающих то же самое, что и вы, немного по-другому, более изобретательно и, пожалуй, чуть получше, чем вы и ваши сородичи. Люди любят подражать и копировать. Мы видим это в более близких к нам археологических периодах, когда новые торговые связи привносили экзотические предметы, которые местные жители вскоре повторяли и начинали производить сами, подчас с использованием иных материалов. Возможность научиться чему-то новому, что поможет хотя бы немного облегчить суровые условия жизни в каменном веке – например, тратить чуть меньше усилий при ловле добычи – или украсить себя как-то иначе, должна была казаться очень привлекательной. Период или периоды контактов между различными группами людей могли сопровождаться обменом идеями и открытиями, движущей силой которого служила выгода от подобных столкновений разных миров^{359}. Возможно, всплеск творческой деятельности, который мы наблюдаем в раннем верхнем палеолите, явился результатом именно таких контактов. Таким образом могла осуществляться не только биологическая, но и, так сказать, культурная гибридизация, и плюсы от нее для наших предков могли быть не только биологическими, но и культурными.

Мы также выяснили, что представление о единственной преуспевающей группе «современных» людей, которая распространилась за пределы Африки и быстро вытеснила все остальные виды человека, неправдоподобно. Да, в конце концов именно так и вышло: на сегодняшний день на планете нет ни одного вида людей, кроме нас, но весь процесс определенно был куда более сложным и продолжительным, чем считалось прежде. Теперь нам известно, что наши предки довольно долго сосуществовали в Европе с неандертальцами, а в других регионах, вероятно, еще и с денисовцами, о чем говорят генетические данные, недавно полученные в Новой Гвинее. Впрочем, исследования ДНК указывают на то, что, по всей видимости, это сосуществование не вылилось в совместное обитание. Мне кажется, что наиболее сдержанное прочтение накопленных к настоящему времени фактов свидетельствует в пользу мозаики человеческих групп, обитавших в различных географических ареалах, но изредка встречавшихся и вступавших в связи, которые приводили к интербридингу.

Возможно, дальнейшая работа покажет, что такой взгляд – лишь упрощение и что люди различных видов могли вместе обитать в пещерах и других местах. Почему же нет? Новая методика изучения осадочной ДНК, о которой мы говорили в главе 11, замечательна прежде всего тем, что способна выявить такой образ жизни путем восстановления крохотных фрагментов ДНК в частицах археологических отложений. Я раздумываю над тем, случалось ли много тысяч лет назад такое, что люди разных видов вдруг оказывались летом в одном и том же месте и проводили несколько месяцев в тесной близости, чтобы потом разойтись. Быть может, именно в таких случаях кто-то из мужской или женской части одной из групп решал подыскать себе пару в другой группе и остаться с нею. Что, если именно так и поступил в предгорьях Алтая один из родителей «Денни» 120 000 лет назад?^[91]

Впрочем, подобный супружеский обмен между группами наверняка был редким событием. Генетические исследования говорят о том, что популяции неандертальцев и, вероятно, денисовцев были малочисленны и, соответственно, также малочисленны были их группы в разных местах и в разное время. Я думаю, отсутствие генетического разнообразия и малое количество связей с другими группами, возможно, сыграли свою роль в упадке этих групп, что мы отметили в главе 15.

Несомненно, одну из ключевых ролей в истории эволюции человека сыграл и жестокий переменчивый климат. Собственными глазами наблюдая разрушительную мощь климатических бедствий, мы без труда можем представить себе, насколько пагубно некоторые из крупнейших перемен климата за последние 150 000 лет могли сказываться на крохотных кучках первобытных людей, разбросанных по бескрайним просторам Евразии. Одна слишком суровая зима, один слишком неудачный случай – и участь малочисленной и оторванной от других групп популяции станет трагической. Гибель умелого члена группы становится гибелью знаний и традиций, которые теперь придется осваивать и изобретать заново. В современном мире мы видим, что творчество более присуще густонаселенным местностям. А в хрупком мире с меньшим количеством людей идеи и знания являются драгоценностью и могут исчезнуть в одно мгновение.