Мир Дому. Трилогия
Шрифт:
Ну а я тем временем уже начал и продолжаю работу над МИРДОМУ-4. На данный момент книга уже весит 400.000 знаков – а ведь действие еще только разворачивается... И это не вода, дорогие товарищи, вы меня знаете. Это банально КРУГОВОРОТ ПРИКЛЮЧЕНИЙ. Там уже наш ГГ вышел на широкий оперативный простор, там пошел новый мир, который надо расписать-описать – и рассказать о нем в подробностях. Там уже начинаются более масштабные события, там пойдут батальные сцены не только в одну обойму и даже не только в десяток обойм, как было при обороне Дома – там уже другие масштабы… Там уже пошло развитие сюжета серии, именно что основные события, а не тот
Разжег аппетитец?.. На этом и достаточно. Это все, что я хотел сказать в ОТ АВТОРА. Не смею вас больше удерживать, отпускаю – и желаю интереснейшего чтения!
Денис Шабалов
Июнь 2021.
В душах людей наливаются и зреют гроздья гнева –
тяжелые гроздья, и дозревать им теперь уже недолго.
Джон Стейнбек, роман «Гроздья гнева»
Пролог. 40 дней до
Комната была небольшой – бетонный отсек пять на пять, уставленный медицинским оборудованием, с огромным вытяжным шкафом прямо по центру. Впрочем, назвать медицинским оборудованием эту кашу из самоделок и фабричного не поворачивался язык; из действительно медицинского тут было разве что гинекологическое кресло, кушетка и толстая стопа серых простыней на самодельном столике. Остальное – дикая смесь, собранная из обрезков труб, панцирных кроватей, кусков обшивки, кое-как покрашенных железных рам, листового металла или даже вовсе вещей малопонятного назначения.
Сейчас в комнате находились двое – они сидели на кушетке бок о бок, смотрели на мерцающий экран планшетника и тихо переговаривались. Первый – крупных габаритов седой мужик в черном комбинезоне, переплетенном мощной искусственной мускулатурой; второй – в белом халате, очевидно выдававшем его принадлежность к медперсоналу. Говорил больше он, а первый только задавал вопросы и внимательно слушал.
– Это ваши обычные развлечения? – спросил седой, кивнув на экран.
Белый пожал плечами и безмятежно пыхнул трубочкой, зажатой в уголке рта.
– Шалят, безбожнички. А что еще им делать? Выходной раз в декаду, все остальное время – беспросветная пахота. Еда – помои, жизнь – говно. Вот и отрываются как в последний раз. И понятно, что боями и ставками дело не ограничивается.
– Блек-джек и шлюхи? – криво усмехнулся седой.
– А также стекломой, дурь и прочее сопутствующее.
– Вот жизнь…
Белый пожал плечами.
– Здесь всегда так. Другой не знают.
Седой замолчал, уперевшись жестким взглядом в экран планшетника, который держал в руке. Происходило там то, что обычно происходит, когда вместе собираются две-три сотни мужиков с высокоградусными напитками и женщинами облегченного поведения – в кругу, огороженном колючей проволокой, шла драка. Бились двое: жилистый пацан – тощий, но с четко прорисованной, сухой мускулатурой, на вид годков двадцати-двадцати пяти – и здоровенный
– Выдержит он? – озабоченно спросил седой. Волосатый на экране попытался сработать финтом – но тощий в последний момент отдернул руку, отделавшись легким порезом. – Не ошиблись мы?..
– Выдержит. Драться умеет, Ефим хорошо с ним поработал.
– Волосатый – машина для убийства…
– Эта обезьяна – Керч, – безмятежно покивал белый. – Профессиональный боец. Они там целыми днями только и знают, что тренируются и держат режим. И понятно, что простому человеку выстоять против такого невозможно.
Седой, что-то злобно пробурчав, кивнул – и продолжал смотреть на экран. И на его кривящемся лице отчетливо читалась боль и надежда.
А тощему, кажется, понемногу наступал конец. Уже не так быстры были его движения, уже не так увертливо уходил он от ударов, уже и лицо и тело его расцвечено было наливающимися синевой синяками, алыми блямбами и росчерками рассечений… Но пока еще он сопротивлялся, огрызался, показывая зубы, – и седой надеялся, что пацан выстоит. Если бы драка шла на кулаках – тощему давно уже пришел бы конец, волосатый попер бы вперед и задавил его массой, своими кулаками-отбойниками. Но сегодня организаторы выдали эксклюзив – большие, сабельной остроты, ножи; и горилла не без оснований опасалась ответки.
Когда тощий упал, седой глухо зарычал и до скрипа сжал зубы. Пацан лежал в центре арены – а волосатый, приветственно потряхивая руками, прошелся кругом почета, принимая аплодисменты публики. Толпа вопила и бесновалась, динамик планшетника выдавал разноголосый рев, вдруг сформировавшийся в одно-единственное слово: у-бей, у-бей, у-бей… Толпа хотела крови.
Седой привстал. Сел. И снова привстал, глядя, как волосатый вальяжно поворачивается к тощему. Он не спешил – нож улетел в сторону, противник повержен и уже никуда не денется. И он даже позволил тощему подняться – это его бой, и сейчас он, кажется, решал, убить с первого удара или помучить на потеху публике. Один из черных – судья, сидящий за столом, – сделал ручкой и что-то прокричал. Обезьян кивнул. Пришла пора убивать.
Он не спеша подошел к пацану, картинно разминая руки. Пацан, покачиваясь, стоял, опустив голову, – и держался правой рукой за пряжку ремня. Расслаблен – и готов к смерти. Да ему, кажется, ничего больше и не оставалось. Волосатый примерился, неспешно отводя руку с тесаком назад… и этот короткий миг пацан использовал как нужно.
Спустя секунды волосатый уже лежал на полу в луже крови, хлещущей с обрубков, – а толпа бесновалась с новой силой. Растерянные судьи переглядывались, явно не зная, что предпринять – но там, среди них, уже работал человек, который и был должен подсказать выход. Наставить на путь истинный. Первая часть операции прошла успешно – и, длинно выдохнув, седой перевел дух.
– Твой выход? – спросил белый.
Седой отключил планшетник и поднялся.
– Да. И твой. Поторопимся?
Белый отмахнулся – и, выколотив трубочку, снова принялся набивать ее бурой смесью.
– Некуда и незачем. Без меня все равно не начнут. Время есть, пусть пацан в себя придет, оклемается.
– Девчонку подстраховать бы надо.
– Сделаем. Подкину ей хирургический нож. Она, правда, лучше с палками управляется – но это мне уже не пронести.
Седой, постояв, пожал плечами и снова уселся на место.