Мир! Дружба! Жвачка! Последнее лето детства
Шрифт:
– Буду! Буду! – Юрию Полиэктовичу многое могло сойти с рук, но изувеченный студент не лез ни в какие ворота.
– Дэ?! – Богдан снова занес лицо студента над клавиатурой.
– Да, да, да! Буду платить! Только вы и Зураб Нотарович как-то сами разберетесь, ладно? Его ребятки, они в пятницу в обед приходят. Ну и вы это…
Богдан выпустил студента.
– Я в четверг приду.
– Четверг, – подтвердил декан.
– Мазафака? – спокойно переспросил вымогатель. Ему явно нравилось иностранное словцо, и едва ли он понимал, что оно вообще означает.
–
Удовлетворенный Богдан шмыгнул носом и покинул аудиторию. Декан вытер пот со лба и кивком указал студентам, что они могут продолжать игру.
– Посмотри, какие цветы красивые. А? – улыбнулся Зураб. Построенная им оранжерея вызывала у мужчины особенную гордость.
Сотни растений распустились бутонами, окрасив все вокруг оттенками алого, белого и фиолетового. Единственным серым пятном здесь был пиджак Анатолия Аркадьевича. Глава городской администрации не спеша шел, сверкая лысиной, с совершенно отсутствующим выражением лица.
5
Yes, it is (англ.) – да.
– Не какие-то там голландские, – продолжал Зураб, поливая саженцы из желтой лейки. – Наши! Понюхай… Как пахнут!
– Да верю я, – ответил глава.
– Моя мечта, чтоб они на каждой клумбе росли. Чтоб каждый житель нашего… – Зураб поднял глаза. – …с тобой города думал: какой молодец Анатолий Аркадьевич. Не зря областью руководит.
Анатолий Аркадьевич грустно рассмеялся. Картинка, нарисованная Зурабом, выглядела заманчиво.
Но ему не давало покоя, что под бордово-коричневым костюмом предпринимателя скрывается все тот же бандит.
– Красиво поешь, Зураб Нотарыч. Это у вас национальное.
Зураб хитро выглянул из-под очков.
– Деньги из бюджета выделишь – мы весь город озеленим. Людей счастливыми сделаем.
– Я только одного боюсь. Если в Москве узнают о нашем сотрудничестве, то руководить областью могут прислать другого человека – вместо меня. Репутация у тебя… сам понимаешь. – Глава администрации кивнул.
Зураб подошел к Анатолию Аркадьевичу по-дружески близко.
Голос стал вкрадчиво-доброжелательным:
– Мир меняется, дорогой. И мы меняемся. Я честный коммерсант и все делаю, чтоб люди хорошо обо мне думали.
Глава администрации похлопал «честного» коммерсанта по плечу и даже повеселел.
Внезапно из тамбура раздался злобный крик Тимура:
– Пустил! Быстро! Я тебе нос откушу!
Оттолкнув охранника, Тимур ввалился в оранжерею.
– Дядя Зураб! Они нас кинули, твари! Валить их надо!
– Я побегу, – смутился Анатолий Аркадьевич. – У меня совещание. Я… А выход?..
–
– Ну… Я побегу.
Дверь оранжереи закрылась.
Зураб с силой ударил Тимура под дых:
– Никогда не влезай в мои переговоры.
Тимур несколько секунд корчился, держась за грудь. Отдышавшись, рассказал дяде, как их с кучерявым ограбили на заводе.
Зураб нахмурился:
– То есть ты подтвердил, что вы в расчете?
– Да, но этот пес в маске – он по-любому афганец!
Голос Зураба зазвучал холодно:
– Доказать можешь?
– Нет, но…
– Значит, тебя дважды обули. Теперь ты лох вдвойне. Если узнаю, что ты снова дурью барыжишь – в теплице навсегда останешься. Цветы удобрять. Понял?
– Понял, – буркнул Тимур, – что ты меня не уважаешь.
– Че ты мямлишь?
– Все потому, что моя мать осетинка, да? – обиженный Тимур смотрел на дядю глазами щенка и почти срывался на вопль.
– Вот идиот.
– Ты меня никогда не любил.
Зураб отвел глаза в сторону.
– Пшел вон.
Тимур развернулся и выкрикнул из дверей:
– Я тебе докажу, что во мне течет отцовская кровь!
На рынке царила обычная суета. Крики продавцов местных хозяйств смешивались с жалостливым завыванием попрошаек на инвалидных колясках. Чуть поодаль начинались лотки с одеждой. Особенно ярко смотрелась импортная, из Польши и еще недавно существовавшей на карте Чехословакии. В двух шагах от краснокирпичного одноэтажного здания столовой спрятался лоток с нижним бельем и туфлями. Виталик брел вдоль прилавка и обмахивал товар сторублевой купюрой, как веером, – на счастье. Надежда нагнулась возле баула и поочередно выкладывала оттуда новые лифчики.
Виталик облокотился на прилавок.
– Слышь, Надюха, я в Польше такую тему видел. «Стринги» называется. Короче, прикинь, какие труселя: ниточка посередине, и вот так вот булки видно. – Он восхищенно изобразил в воздухе два шара. – Прикинь! У тя когда хэппи бездей?
Надежда устало и брезгливо посмотрела на него:
– Через три года. Двадцать девятого февраля. Понял?
– Ну, Надюха! А ты… ты необычная во всех местах! – Виталик принялся прохаживаться вдоль прилавка. – Че… где муж-то твой?
Надежда пожала плечами и уткнулась в товар.
Виталик взял с прилавка лифчик и заговорил в чашечку, как в телефонную трубку:
– Алло. Муж? М-у-уж… Муж!
Федор вышел из-за металлической перегородки, служившей стеной. Растерянный, в белой рубашке и галстуке, он выглядел до нелепого карикатурно на фоне рыночного антуража.
– О! Дозвонился! – Виталик приветственно протянул руку. – Че так долго?
– Да там… В туалете очередь большая была. Пришлось на другой конец рынка бежать.