Мир Движения – сон или явь?

Я не всегда была белой вороной. Ещё до школы меня называли самым заводным, самым живым ребёнком. Мои родители восхищались мною, моим умением вести за собой других детей, быть лидером среди них.

И вдруг что-то случилось. Я не помню, как это получилось, но с определённого времени я начала меняться. И настал тот момент, когда все вокруг поняли, что я изменилась кардинально. Все, кроме меня! Я не чувствовала в себе изменений, мне казалось, что изменились люди и мир, окружающие меня, но не я сама. Так рассуждала я уже в девять лет. Тысяча девятьсот восьмидесятый год будто растворился в моей памяти. Что со мной было до этого времени,

помню, после – тоже помню, а третьего класса, казалось, и не было в моей жизни.

Началось всё с моих друзей. Я перестала понимать их, они же, в свою очередь, перестали понимать меня. Я потеряла общий язык с людьми, которые некогда тянулись ко мне, чуть ли не смотрели мне в рот. Среди моих новоиспечённых друзей появились такие же «вороны», как и я. Родители были удивлены столь большим переменам в своей дочери, и они не скрывали этого от меня. Очень часто разговаривали со мной на эту тему, думая, что не всё ещё потеряно, и я образумлюсь. От попыток насильно переделать себя в угоду родителям и обществу мне становилось ещё хуже, и я, наоборот, сильнее отдалялась от них. Белой вороной, перекрашенной в чёрный цвет для того, чтобы со стороны казалось, что я такая, как и все, долго продержаться, конечно же, не смогла. И, в конце концов, я перестала себя мучить.

Было очень странно и непонятно, когда я наталкивалась словно на невидимый барьер, общаясь с «нормальными людьми», и меня словно магнитом тянуло к людям, которые этим «нормальным» казались замкнутыми в себе и неинтересными «белыми воронами» с целым списком странностей. Все мои приятели были разными в своих странностях, но всех их объединяли чувство неприятия к окружающему миру и мечтательность, оторванная от реальности, которую я сразу же, только посмотрев на человека, ощущала по искрящимся белым искоркам глаз.

Все человеческие особи делились у меня на людей с тёмной еле прозрачной стеной перед лицом, через которую было очень сложно увидеть человека, и людей, окутанных почти целиком в белое туманное облако – только глаза были чистыми и ясными по сравнению с расплывчатыми очертаниями тела. Постепенно я привыкла к своему мироощущению, хотя это «постепенно» растянулось на очень долгое время, в котором имели место депрессии и чувство одиночества, которые чуть не сломали меня.

Привыкнув, и больше не боровшись со своей приобретённой сущностью, я осознала свою мечту. Я поняла, что больше всего на свете я хочу уйти от этого мира, в котором я живу, и оказаться в другом – в Мире Мечты. Я не совсем чётко знала, как он выглядит, что он собой представляет, но меня каждый день посещали как и в бодрствующем состоянии, так и во сне виды и шум океана, чувство всепоглощающей любви к молодому человеку, которого я даже и не встречала наяву. И всегда при этом присутствовало предчувствие надвигающейся опасности или чувство критической ситуации, которые учащали биение моего сердца. Оно начинало биться сильнее, когда я бежала от кого-то, бежала к кому-то, бежала, одновременно любуясь сказочным видом океана и ночного неба. Мне было страшно, но мне было так хорошо – хорошо от того, что я чувствовала, что жила. Потом эти картины уходили из моего сознания. Я оглядывалась по сторонам и мне хотелось кричать и плакать: серая комната, серые улицы, дома, такие же серые люди с ничем не выделяющимися глазами и такими же их стремлениями. Мне было жалко эту массу, но ещё более жалко было себя, потому что я осознавала всю её серость.

Единственное, что было ярким для меня, это было чувство влюблённости в одного моего друга детства Артёма. Все шесть лет эти чувства то появлялись, то исчезали, предоставляя серости брать вверх над моим существом. Любовь вызывала во мне и душевный подъём, и глубокую печаль. Печаль от того, что я чувствовала и понимала, что что-то не даёт нам быть вместе: не серая стена, а какая-то жёлтая. Объясняла я себе это двумя причинами. Первая заключалась в том, что я была

не такой, какой Артём представлял себе девушку своей мечты, а он, в свою очередь, лишь наполовину соприкасался с тем юношей из моих грёз. Вторая причина появления жёлтой стены следовала из моих ощущений, когда я и мой друг были вместе. Всё вокруг, словно назло, ещё сильнее темнело, и мы становились одним ярким пятном, которое было одиноко в своей краске, и которое чем больше мы вместе находились, тем больше приобретало серый оттенок и, в конце концов, сливалось со всем остальным.

Мне скоро должно было исполниться двадцать лет, и всё было по-прежнему. Но однажды я проснулась после очередных своих «живых» снов, огляделась вокруг себя и не почувствовала печаль или разочарование, а почувствовала нарастающую тревогу, от которой сердце увеличило ритм своего биения. В моей комнате стало ещё темнее: она была уже не серой, она была тёмно-тёмно-серой, совсем близко к чёрной. Должно было быть солнечное весеннее утро, а мне было плохо видно. Встав с кровати, я, словно слепой котёнок, наткнулась на стул, открыла дверь балкона и взглядом стала искать солнце. Я его нашла. Оно было того же цвета, какое и было, но чем дальше вниз я от него смотрела, тем становилось всё пасмурнее и пасмурнее. Когда мой взгляд коснулся асфальта, меня от ужаса отбросило в комнату: там внизу была ночь! Только солнце на небе говорило мне о том, что мне всё кажется. «Я схожу с ума?» – первое, что пришло мне в голову.

– Что с тобой? Ты что делаешь на полу? – спросила растерянно меня моя бабушка, только что проснувшаяся от шума, который произошёл по моей вине.

– Ничего! – сухо ответила я. – Всё в порядке, я зарядкой занимаюсь!

– Ты знаешь, что случилось? Я по радио слышала о взорванной у нас в городе школе, – продолжила вести со мной разговор бабушка, побледнев на глазах.

– У нас в городе? Погибли дети? – переспросила я.

– Да, и говорят, что много. Точное число пострадавших неизвестно.

– Вот почему так черно! – воскликнула я.

– Что? – не поняла она.

– Жалко их – детей! – словно не расслышала я её вопроса.

– Ты сегодня лучше не выходи из дома, опасно! – обеспокоено сказала бабушка.

– Нет, бабуль, я выйду на улицу! Мне необходимо прогуляться, я что-то не хорошо себя чувствую!

Я быстро оделась и, даже не позавтракав, вышла на улицу. Меня уже не так пугала чернота вокруг, меня притягивал последний источник света, хотя и отделённый жёлтой, как солнце, стеной. Я нашла тот дом, который не был таким чёрным, как другие дома, вошла в более или менее не такой страшный, как другие, подъезд. На мой стук открылась дверь. Передо мной стоял он: всё такой же светлый и тёплый для сердца.

– Что-нибудь случилось? – спросил после приветствия юноша, от которого не скрылся мой растерянный вид.

– Ничего не случилось! Ты сейчас занят? – спросила всё также растерянно я.

– Немного да! А ты что, хотела погулять?

– Да, прогуляться, но не надолго, всего лишь на полчасика.

– Полчаса? Хорошо! Где подождёшь, дома у меня или на улице?

– У тебя дома, не хочу на улице! – от одного упоминания улицы меня бросило в дрожь.

Мы шли с ним по чёрным улицам города среди чёрных людей, обмениваясь своими мнениями и чувствами по поводу произошедшего у нас в городе несчастья. И вот прошло уже полчаса, и я почувствовала, что мой друг уже начинал нервничать.

– Время, да? – спросила разочарованно, и не скрывая этого, я.

– Да! Понимаешь, мне заниматься просто надо! Не знаю, успею ли я всё за сегодняшний день?! Давай завтра ещё погуляем, хорошо?

– Нет, не хорошо! – вдруг сказала я.

Артём очень удивился сказанному мною.

– Я сейчас спрошу тебя о том, о чём хотела спросить ещё с самого первого дня нашего знакомства, и ты мне ответишь, и всё, больше мне ничего сегодня ненужно!

– Спрашивай, и я отвечу! – приветливо улыбнулся мне он.