Мир фантастики 2014. На войне как на войне
Шрифт:
По идее вторым надо было вытаскивать с того света Виссу, но сейчас нужны были хорошие пулеметчики, и начштаба в приказе написал фамилию Купылло, чьё долговязое тело пылилось в самом дальнем углу.
К вечеру следующего дня окончательно стало ясно, что батальон уцелеет. В сводке передали – Волуйки взяты. Со стороны шоссе «бурые» уже не атаковали, а только поставили заслон. Сразу после рассвета в нескольких километрах западнее была большая бомбежка, и «восьмидесятки» уже не беспокоили.
Настроение у всех, понятно, поправилось.
Мокей
Однако поставили нормальных корректировщиков и теперь минометами накрывали редкие колонны, которые еще пытались уходить по шоссе. Да и снайперов рассадили по кустарнику.
Дорога в результате оказалась наполовину забита сгоревшими, разбитыми грузовиками, телегами, разбросанным грузом. Так что пробка, пусть и дырявая, организовалась.
Надо было просто ждать подхода основных частей.
Воскрешенные смогли своими ногами выйти наружу и теперь, как огурцы в теплице, под солнышком лежали рядком у стены бывшей школы. На истощавшие тела было больно смотреть. Рядом с каждым на рушниках выставили хлеб, сколько нашли сыра, и даже варёное мясо – забили последнюю корову.
Командир, прихватив для устойчивости палку, уже ходил по расположению батальона, решал вопросы с Ермилом – сколько тот сможет ещё дать продовольствия и, главное, добровольцев.
– От нас, почитай, ничего и не осталось. А план спустят? Если мы его маленько выполнить не сможем, что будет?
– Ты, колхозник, в селе собираешься дальше быть или в армии? – Камеров агитировал прямолинейно, грубо, открыто. – Так вот, все мужики дальше с нами пойдут. И лучше, если одной командой, а не повесток по углам дожидаются. Их тогда по всей армии разбросает или ещё шире. Так и думай. С шамовкой сейчас везде плохо, сам знаешь.
– Но ведь пропадет село; без людей, без огня тут все бурьяном зарастет, когда спохватятся, не вспомнят где и было?
– Люди останутся. Стенки потом отстроить можно будет, – когда командир улыбался, становилось заметно, как он постарел. – Да и крупное здесь село, вас в области не обидят, подселение организуют.
Они спорили еще долго, даже когда подошёл начштаба. Только когда партизану доложили, что дала о себе знать группа, которую месяц назад послали в город, он бросил всё и побежал на какую-то там тропинку встречать своих.
– Не избавились от местничества. Дальше своего района думать не желают, – Камеров спиной привалился к покосившемуся телеграфному столбу, подставил лицо солнцу и даже попытался проглотить очередной кусок провизии.
– Командир, тут предложение есть, – нейтральным голосом начал Мокей.
– И?
– Тел у нас достаточно. «Бурых», «серых», полный набор этих чертей, – он выжидающе
Камеров дожевал свой хлеб с маслом.
– Дай угадаю, хочешь заслон сбить? Тухляков наделать, этой ночью пустить их в работу и выйти на шоссе всем кулаком? – Командир поудобней устроился у столба, но глаза так и не открывал.
– Ночью сюда наши подойдут, – начштаба как раз поговорил с радистами.
– М… Это меняет дело. Ты хочешь раздолбать сам заслон?
– Да. Их там не больше трёхсот человек. Сниматься они будут сегодня, скорее всего с темнотой. Зачем отпускать? – деловым тоном ответил Мокей.
Обманчивая тишина, состоящая из далёких выстрелов и неторопливых разговоров воскресших. И ещё ветер, шуршащий листьями.
Шло время, а командир всё стоял, смотрел сквозь опущенные веки на августовское солнце. В воздухе носился странный дымно-болотно-смоляной запах. Осколками посекло и надломило много деревьев, смолой пахло везде, ветер принёс аромат тины.
– Что с Арефием? – переменил тему Камеров.
– Скоро сжигать будем. Ночью застрелился. Всё честь по чести – из обреза двустволки голову снёс. Чичибабин тоже. Хорс только затянул со временем. Пришлось помогать. Ну и Евгеньев.
– У тебя есть ещё добровольцы на управление тухляками? Которые разведенную мертвую воду примут. Кроме замполита-покойника? Дело ведь паршивое, от него поленьями становятся, мозги дубеют.
– Найдутся и добровольцы, – начштаба упорствовал в своей идее, она казалась ему слишком перспективной. – Что приказ шестнадцать нарушим, так его часто нарушают. Лишь бы подчистить следы до прибытия…
Он показал пальцем вверх.
– А если просто сделать крюк по лесу и взять их, когда снимутся с позиции?
– Дальше на запад вдоль шоссе мины и колючка.
Начштаба с таким выразительным, показным недоумением смотрел на командира, что тот даже сквозь веки, даже под прямым солнцем ощутил негодование подчиненного.
Те ведь не стесняются. И только редкий человек в тухлом состоянии может не подчиниться приказу. И хоть не играет ходячий мертвец ни против пулемета, ни тем более против брони, всё равно он полезен – минное поле можно снять, огневые точки раскрыть, да мало ли.
Просто давить силой приказа на подчиненного, который организовал ему воскрешение, Камеров не мог. И дело было не в силе воли или благодарности, просто в здравом смысле: заставить – значит сохранить проблему.
В споре тут требовались какие-то другие, не чисто тактические, доводы.
– Сколько у нас, Мокей, сейчас активных штыков? Без партизан.
– Сто двадцать три.
– Уже до усиленной роты не дотягиваем. А когда батальон кончится, подумал? Нас пока не пополнят, пока к новичкам не притрёмся, нормальной частью не будем. И своих лечить трудней станет. Или ты рассчитываешь, что остальных раненых мы по медсанбатам отпускать должны? Всех, кроме покалеченных, до кондиции довести надо. Для нас сейчас каждый человек на счету, еще больше чем вчера.