Мир Гаора. Сторрам
Шрифт:
Как и у мужской, решетчатая дверь женской спальни до отбоя отодвинута, и Гаор остановился у проёма в коридоре с тем, чтоб его заметили и окликнули, потому что обычно мужчины проходили, не останавливаясь.
Расчёт его оказался верен.
– Тебе чего? – сразу подошла к нему невысокая, ему до плеча, женщина с обычным узлом тёмно-русых волос на макушке.
– К Матухе я, – ответил Гаор.
– Ага, приключилось чего опять? – женщина сразу отступила, приглашая его войти, – Матуха, Рыжий пришёл
Гаор несмело переступил порог, боясь ненароком сделать что-то не то. Но к счастью, идти далеко ему не пришлось. Койка Матухи была сразу налево от двери, и Матуха, увидев его, кивнула.
– Сюда иди, сейчас занавешу.
И быстро двумя большими то ли простынями, то ли распоротыми тюфячными наволочками отгородила пространство между двумя койками: своей и соседней.
– Что приключилось?
– Синяки выступили, – вздохнул Гаор. – Сказали, чтоб к тебе шёл.
– А сам бы не догадался? – с ласковой укоризной улыбнулась Матуха. – Давай раздевайся, посмотрю тебя.
Гаор снял рубашку и майку, с миг помедлив, и штаны, оставшись в трусах.
– Всё снимай, – сказала Матуха. – И не тяни, отбой скоро.
За занавеской фыркнули, и Гаор, невольно покраснев, судорожно оглянулся. Матуха засмеялась.
– Ох, доберусь я до вас, – строго сказала она. – А ты не стыдись. От погляда ни прибытка, ни убытка не бывает.
– Чего? – спросил Гаор, стаскивая трусы.
За занавеской ахнули в два голоса.
– Ничего, показывай красоту свою. Ох, и расписал он тебя. Девки, цыц, п'oротых, что ль, не видели.
Её пальцы быстро пробежали по его груди и животу.
– Больно?
Гаор пожал плечами.
– Не очень.
– Спиной повернись.
Гаор повернулся к ней спиной и прикрылся руками.
– Да-а, – вздохнула Матуха, – такого и я не видела. Здесь как?
– Как везде, – мрачно ответил Гаор.
– А это что?
– Это осколочное, – ответил Гаор, – зажило давно.
– А спереди у тебя?
– Два пулевых.
– Пули достали, или так и сидит в тебе смерть-железо?
Последние два слова он не понял, но о смысле догадался и ответил:
– Достали. Там у меня ещё осколочные есть и ожог.
– И всё фронт?
– А что ещё? – горько вырвалось у Гаора.
Матуха за руку повернула его, осматривая бока, где тоже на рёбрах выступили синяки.
– Не скажи, я о всяком слышала. Перетерпеть надо, парень. Кровь из нутра мы тебе оттянули, вот она под кожу и выступила.
Гаор кивнул.
– Нутро не болит?
– Нет.
– И вот что? – Матуха на мгновение задумалась. – Есть такая штука, гимнастика, знаешь?
– Знаю, – улыбнулся Гаор.
– Вот и делай, чтоб у тебя там всё правильно
Гаор кивнул. Об этом – послеоперационная гимнастика от спаек – ему ещё в госпитале говорили, но как он при всех… И словно почувствовав его затруднение, Матуха сказала:
– А смеяться или спрашивать кто будет, скажешь, Матуха велела. Одевайся.
Он быстро как по тревоге одевался, а она, стоя рядом, смотрела на него.
– Да, а чего мне говорили, ты не разуваешься? В ботинках ноги преют.
– Знаю, – ответил Гаор, заправляя рубашку и майку в штаны, – но у меня босиком ноги мёрзнут, – и сразу стал объяснять: – Застудил я их давно, в Алзоне, вот и мёрзнут легко.
Матуха кивнула, никак не показав, знает ли она, что такое Алзон, и спросила о более важном.
– Болят или немеют?
– И то, и то, – вздохнул Гаор.
– Тогда к Матуне сейчас зайди, пусть она тебе чуньки даст. Беги.
– Спасибо, – поблагодарил Гаор, выбираясь из-за занавески так, чтобы сразу оказаться в коридоре.
Ответа Матухи он даже не услышал, побежав к Матуне: коридор-то пустеет уже. И у её двери столкнулся с ней.
– Ко мне никак? – остановила она его. – Так время вышло. Чего случилось?
Гаор перевёл дыхание.
– Матуха велела чуньки, – выговорил он почти сразу, – у тебя попросить.
– Никак ноги повредил? – удивилась Матуня.
– Застудил я их давно, – стал снова объяснять Гаор, – мёрзнут теперь легко.
– Ага, – кивнула Матуня, – поздно уж седни, завтра приходи, а я за день подберу тебе.
Гаор поблагодарил и пошёл в свою спальню. Махотка по-прежнему валял дурака с девчонкой, пугал её, что затащит, а она фыркала по-кошачьи и отбивалась от его рук, но не уходила. Гаор еле протиснулся мимо них в дверь мужской спальни.
После рассказа Гаора о зачистке посёлка, Махотка почти до утра проревел, а Плешак в тот же день рассказал, что и рабские поселки, случалось, вот так исчезали, слышали они о таком. Как послал управляющий кого по делу какому, или в лес, скажем, по ягоды девки-малолетки пошли, приходят, а ни домов, ни следов, ни скотины, пепелище голое.
– Мы-то думали, поблазнилось, – рассказывал Плешак, утрамбовывая в контейнер пакеты с электроодеялами, – ну, померещилось, значит, или ещё что, а оно вона как выходит. Сказки даже есть такие, про огненных змеев, что как дохн'yт, так посёлка и не бывало. А ты, значитца, в ясность все привел. Сказки они древние, а не брехня выходит.
– Видно, в старину тоже спецвойска были, – усмехнулся Гаор, берясь за контейнер. – Везу?
– Вези, и в левый угол заткни.
– Понял.