Мир Гаора
Шрифт:
– Ты лежать.
Стиснув зубы, Гаор выполнил приказ. Мало того, что изобьют, так ещё во дворе, у всех на глазах... сволочь, палач, все аггры - сволочи, были и останутся такими.
Джадд затянул ременные петли на его запястьях, плотно прижав его грудь к гладкой отполированной телами доске. Щиколотки пристёгивать не стал. "Ну да, там же сапоги, - сообразил Гаор - через них ноги плотно не зажмёшь". Но тут Джадд ловко, не расстёгивая, сдёрнул с него вниз брюки и трусы, спутав или колени.
– Ты дёргаться нет, - сказал аггр и ушёл в сарайчик, оставив Гаора во дворе.
Вырез для головы позволял
Аггра не было долго, или это только ему показалось так. Но вернувшись, аггр зашёл спереди и показал ему... Огонь Великий, не дубинка, плеть! Это не просто боль, это - позор! Огонь Справедливый, за что?!
– Ты воевать, - сказал аггр, разминая плеть ладонями, - ты победить. Ты раб. Хозяин велеть. Тридцать ударов. Кожу не рвать. Я бить. Ты кричать.
И отошёл. "Врёшь, - прикусил губу Гаор, - врёшь, не закричу, нет, я вас, сволочей, стрелял, как хотел, нет, не закричу".
Свист разрезаемого плетью воздуха, и как огненная узкая струя хлестнула его по спине. Первый, - сказал про себя Гаор. Но он быстро сбился со счёта, настолько непривычно острой была боль. Он старался молчать, искусав в кровь губы, но на, кажется, десятом ударе застонал.
– Правильно, - сказал над ним аггр.
– Ты кричать.
Спина и ягодицы горят, как обожжённые, и снова и снова огненная полоса ложится на его тело. Хриплые стоны на выдохе при каждом ударе. И мучительное ожидание следующего удара. Он уже плохо сознаёт, где он и что с ним, но желанного беспамятства, в котором не чувствуешь боли, всё нет. И ни о чём он думать сейчас не может, кроме одного: конец, когда конец?
Порка на "кобыле" - не частое зрелище, и сновавшие по своим делам люди останавливались поглядеть и тут же уходили. Близко подойти никто не рисковал: что Джадд на порке стервенеет и может, как невзначай, стегнуть по зрителям, все знали. Даже Полкан ушёл в свою конуру.
После тридцатого удара Джадд опустил плеть, змеёй расстелив её по земле, и перевёл дыхание, рассматривая распластанное на "кобыле" тело, конвульсивно вздрагивающее в ожидании следующего удара. Кожа на спине и ягодицах покраснела и вздулась полосами, но нигде не была прорвана. Даже на старых шрамах и рубцах от осколочных ранений и ожогов. Смуглое, мокрое от пота лицо аггра ничего выражало. Повернувшись, он ушёл в свой сарайчик и вскоре вышел оттуда без плети и с ведром воды.
Подойдя к "кобыле", Джадд отстегнул стягивавшие запястья наказанного ремни и, наклонив "кобылу", сбросил неподвижное тело на землю, затем, подцепляя ногой под рёбра, откатил в сторону от "кобылы". Действовал он спокойно с привычной деловитостью: не в первый раз он приводит в чувство после порки. И не в последний. Джадд взял ведро и выплеснул воду на лежавшего вниз лицом человека так, чтобы большая часть пришлась на голову. Дал зашевелиться и выплеснул остаток уже на спину и ягодицы.
На последних ударах Гаор всё-таки потерял сознание, хотя и продолжал чувствовать боль. Рухнувшая на него вода помогла прийти в себя и перевести дыхание. Он ощутил себя лежащим уже на
Стараясь не стонать, через боль, Гаор подобрал под себя руки и ноги, и встал сначала на четвереньки, а потом и на ноги, попробовал выпрямиться. От боли и пережитого унижения всё плыло перед глазами. Он заставил себя нагнуться и подтянуть трусы и брюки, их пришлось расстегнуть и снова застегнуть. Прикосновение резинки и пояса было остро болезненным, но и нагишом тоже нельзя. Рубашка, где она? Вон лежит вместе с майкой. Медленно, будто это спасало от боли, он подошёл, нагнулся и поднял свои вещи. Одеваться он не стал и побрёл к гаражу, неся их в руке. По сторонам он не смотрел, не мог. И не видел, как, убрав в сарай "кобылу" и стоя в дверях, Джадд внимательно смотрит ему вслед, и его упрямые попытки идти ровно, не шатаясь, вызвали еле заметную улыбку на узких губах аггра.
Гаору удалось дойти, снять щеколду и войти в гараж, тёмный и прохладный, пахнущий бензином и машинным маслом. Преодолевая боль, он поднял руку, нашарил на стене выключатель и включил свет. Как же он работать будет?
Постанывая и хрипло ругаясь, Гаор бросил рубашку и майку на свободную полку на стеллаже - надеть их он сейчас не сможет, спина горит, будто её кипятком поливают, - и подошёл к фургону. Надо открыть заднюю дверцу, выгрузить оставшиеся мешки и ящики и перетащить их в большой сарай. Где этот чёртов сарай, во-первых, и как он с такой спиной их потащит, во-вторых? Гаор влез в фургон и стал отстёгивать крепёжные ремни. О чёрт, как болит!
– Рыжий, - позвали его от деверей.
Он выглянул из фургона. Двое виденных им за столом мужчин, с интересом озираясь, вошли в гараж.
– Показывай, чего тащить.
– Мать прислала?
– обрадовался Гаор.
– На хрена нас присылать?
– засмеялся один.
А второй исчерпывающе объяснил.
– Сами лежали, знаем, каково потом.
Они помогли Гаору вытащить мешки и ящики из фургона, заодно и рассказав, что зовут их Тумак и Лузга и что обычно Тумак плотничает, ну и всё остальное, где надоть, а Лузга так-то всё могёт, так что тож везде работает. Выяснение значения имён Гаор отложил на вечер, рассчитывая, что здесь тоже должно быть время для отдыха и трёпа.
– И с чего это Джадд на тебя так осерчал?
– недоумённо сказал Тумак, взваливая себе на спину мешок.
– Так-то он с понятием бьёт, чтоб работать не мешало.
– Он аггр, - ответил Гаор, помогая Лузге получше ухватить ящик.
– Ну и чо?
– ответил вопросом Лузга, - тож человек однако.
Последнее соображение показалось Гаору слишком несуразным. Он был готов к тому, что не знают о фронте и войне, что война кончилась, как себя вести во время налёта или обстрела, но считать аггра человеком? Это было уже чересчур и требовало мыслительных усилий, на которые он сейчас от боли был просто не способен.