Мир Гаора
Шрифт:
Гаор молча кивнул. Силы его были на исходе, когда Плешак, оглядев ровные ряды контейнеров и штабеля коробок, сказал ему:
– Айда.
И повёл в дальний угол, где три контейнера как отгораживали закуток, достаточный чтобы сесть и вытянуть ноги. Из-под одного из них Плешак вытащил нечто похожее на обрывок ватной куртки и расстелил на полу.
– Садись, паря, всё мы сделали, будем шабаша ждать.
Гаор кивнул и сел, прислонившись спиной и затылком к стене.
– А это ты зря, - сразу сказал Плешак.
– Ты ж вон горячий весь, аж спина мокрая, а стены-то ледяные тута, прихватит через комбез, кровяная лихорадка враз прицепится, нутро кровью через горло выходить будет.
Гаор вспомнил холодные сырые окопы Алзона и отодвинулся от стены, хотя сидеть ровно без опоры было трудно.
– А ты завсегда молчком?
– с интересом спросил Плешак.
– Устал, - честно признался Гаор, - да и... с торгов прямо.
– Что?
– понимающе посмотрел ему в глаза Плешак, - никак дружка на торгах потерял?
Гаор вспомнил глаза Седого, как тот напоследок взъерошил ему волосы на затылке - неиспытанная, неведомая им раньше ласка, и хрипло от перехватившей горло судороги ответил:
– Да, друга. Если бы не он, меня бы в первую же ночь в камере забили, я ж... не знаю ничего...
Плешак вздохнул.
– Это уж судьба наша, паря, такая, а я скольких потерял. Продадут не спрошась и купят не посоветовавшись. Им дружбы, любови наши по хрену. Это мы ещё к хорошему попали, что свою выгоду блюдёт и по-пустому не уродует.
И снова вздохнул. Теперь они сидели молча. У Гаора стали неудержимо закрываться глаза и клониться голова. Незаметно для себя он лёг набок и свернулся клубком, пряча лицо в подтянутые к голове колени и изредка вздрагивая всем телом. Плешак молча смотрел на него, покачивая головой в такт своим мыслям.
Неожиданно громко грянул звонок, и Гаор рывком сел, ошалело моргая.
– Шабаш, - вскочил на ноги Плешак, - давай, паря по-быстрому, надзирателю тоже домой охота.
Они быстро запихнули тряпьё под контейнер и побежали к выходу. И Плешак бежал не рысцой, а вполне даже резво. Дверь уже открыта, и в двери их ждал надзиратель.
– На обыск, олухи, живо. Вы что там, трахались что ли?! Рыжий, ноги шире, не отвалится у тебя.
Опять умелый, вроде поверхностный, но ничего не упускающий обыск, и пинок дубинкой пониже спины.
– Валите, обалдуи, а то без вас всё сожрут.
– Доброй вам ночи, господин надзиратель, - крикнул Плешак, резво улепётывая к выходу.
Гаор молча, сберегая дыхание - со сна всё же - бежал следом.
Под чёрным небом, по залитым ослепительно белым светом бетонным пандусам и переходам, выдыхая облачка пара, к воротам рабского корпуса сбегались ярко-оранжевые издалекак заметные фигуры. И Старший уже строил их для запуска в тепло, к еде и отдыху.
Гаор встал рядом с Плешаком,
– Стоя-ать!
– проорал в растяжку Старший и побежал к стоящему чуть в стороне Гархему.
Тело Гаора помимо его воли выпрямилось и замерло в уставной стойке, особенно заметной в этом не слишком ровном строю без всякой выправки. И охранники, следившие за построением, в открытую ухмылялись, показывая на него друг другу.
Отбарабанив положенное, Старший вернулся в строй и встал на правом фланге. Гархем кивнул, и надзиратели с двух концов пошли по строю, пересчитывая рабов.
Счёт сошёлся, был доложен и, наконец, прозвучало долгожданное.
– Запускайте.
Но запуску предшествовал обыск. Первые десять слева подошли к стене и встали, как положено, их обыскали и впустили. Вторые десять... третьи... Сквозь комбинезон ощутимо пробирал холод. Гаор старался держаться и не дрожать, с тоской прикидывая, сколько ещё до них.
– Ничо, паря, - шепнул ему Плешак, - им тоже холодно, тянуть не будут.
И когда осталось до них чуть-чуть, Гаор вдруг сообразил, что на обыск ему идти как раз мимо Гархема, а это грозит новыми побоями, а силы у него уже на исходе. Но пронесло. То ли не узнал его Гархем, то ли нарушений не усмотрел, но пронесло. Обыск, пинок...
– Пошёл.
Холл, лестница, тамбур и...
– Айда, паря, можно уже по-вольному.
По-вольному? Это как? Оказалось, можно переодеться, вернее, снять и повесить комбинезон, разуться, спокойно умыться - в дальнем торце спальни была уборная и умывалка - надеть штаны и рубашку и идти на ужин. За столом Гаор хотел было сесть поближе к Плешаку, но его остановила Мать.
– Забыл, где сажали?
– и подтолкнула его в нужном направлении.
Ну да, вон же Булан сидит, а его место напротив. Гаор сел к столу, и, как все, стал ждать. Пока все не придут и не рассядутся, есть не начнут. В училище было так же. Сержанты заводили и рассаживали по классам и курсам, от младших к старшим, и занимали свои места с торцов, потом заходили и усаживались за свои столы офицеры-преподаватели, последним начальник. Для демонстрации армейского братства столовая была общая, правда, с разным меню на разных столах. И Гаор хорошо помнил: каково это было сидеть перед накрытым столом, не смея не то что начать есть, ложку в руки взять. Потом вставали на общую молитву, по команде опять садились и одновременно с начальником принимались за еду. Есть надлежало с той же скоростью, в синхрон. Но, вспоминая, он сейчас рассматривал соседей, стараясь запомнить лица, чтоб больше уже не путаться. Соседа с белыми волосами звали Зайча. От заяц, что ли. Он так и спросил, и ответили ему вполне дружелюбно.