Мир хижинам, война дворцам
Шрифт:
В данном–то случае речь, однако, идет не о международном конфликте. Украинскую государственность еще нужно завоевать. Разве русским, которые со времен татарщины не переживали национального угнетения, понять, что такое страдания угнетенной нации? И разве Временному правительству, унаследовавшему российскую великодержавность, вдолбишь, что и украинцам, так же как и русским, хочется быть независимыми? Для России это означает прежде всего отпадение четверти населения государства, к тому же — самых плодородных земель, да еще с богатейшими залежами различных ископаемых.
Ничего не поделаешь… Гарантировать государственность действительно можно лишь вооруженной силой… Хо–хо! Миллионная армии, как говорят эти юноши, — веский аргумент! Украинская национальная армия сумеет повести разговор с российскими великодержавниками. Будьте покойны!
Однако же нельзя ставить
Вот выйдет сейчас он, Винниченко, и скажет обо всем этом…
— Михаил Сергеевич! — склонился Винниченко к Грушевскому. — Прошу вас покорно предоставить мне внеочередное слово.
И, сказав это, Винниченко вдруг успокоился. Он выйдет на трибуну и скажет так:
«Товарищи! Революцию свершили рабочие и крестьяне. И только благодаря трудящимся слоям населения всей страны мы, украинцы, получили ныне возможность строить новую жизнь. Украину угнетал не русский народ, а русское великодержавное правительство — цари, капиталисты, помещики, буржуазия. Поэтому в нашей борьбе никак не к лицу вам, украинскому народу, порывать с нашим союзником — русской демократией. Только интернациональное единение трудящихся может обеспечить нам победу в борьбе за национальное и социальное освобождение. Не забудем и того, что в результате неумолимого исторического процесса Украина связана с Российским государством и политическими и экономическими узами. Если же нынешнее русское правительство — Временное правительство министров–капиталистов — не желает удовлетворить наши справедливые освободительные требования, то со своими претензиями мы всегда имеем возможность и должны апеллировать к другому органу власти в революционной России — к Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. В силе трудящихся — сила революции, и эта сила станет большей, если мы, украинская демократия, будем поддерживать власть русской демократии. Следовательно, долой отвратительный шовинизм, долой вредный сепаратизм, — нельзя бросать случайную искру туда, где может возникнуть пожар! Пускай же в нашей освободительной борьбе живут принципы демократии и интернационализма, товарищи!.. ”
Предыдущий оратор кончил, и слово было предоставлена Винниченко.
Винниченко украдкой проверил, все ли пуговицы застегнуты на брюках, поднялся, подкрутил завитки французской бородки, вышел на трибуну и сказал:
— Господа! Не будем закрывать глаза на то, что среди наших людей распространена мысль, будто бы революцию свершили рабочие и крестьяне и только благодаря победам русского пролетариата и мы получили возможность строить нашу новую жизнь. Утверждают также, что на протяжении трех веков Украину угнетал не русский народ, а только российское правительство, только русские цари, помещики, капиталисты и буржуи. Потому–то говорят, что, дескать, не к лицу нам, украинскому народу, порывать связи с российской демократией, ибо только интернациональное единение трудящихся может обеспечить нам и социальное и национальное освобождение; да и вообще, мол, Украина, в результате неумолимого исторического процесса, оказалась связанной с Россией и политическими и экономическими узами. Господа! Экономические узы с Россией всегда были для Украины кабалой, потому что приносили Украине колониальный режим, а узы политические всегда толкали наш украинский народ только на защиту интересов великорусского государства вопреки и во вред национальным интересам украинцев. Недальновидные люди, чтобы не сказать хуже, людишки, говорят теперь так: если центральная российская власть, Временное правительство, не хочет удовлетворить требования украинского движения, то украинцы должны апеллировать к Совету депутатов, который выражает интересы трудящихся. Но ведь, господа! Петроградский совет — это лишь второй, антагонистический по отношению к Временному правительству, претендент на централизованную всероссийскую власть, которая всегда будет блюсти свои специфические русские интересы — не этнографически великорусские, а политически великороссийские, великодержавные! Следовательно, до революции мы имели традиционный русский
По залу пробежал шумок, несколько голосов выкрикнули слова протеста — на фронте они сражались и погибали рядом; украинец и русский, — но из других углов зашикали, кое–где раздались аплодисменты.
— Мы, господа, конечно, не собираемся идти в штыки против русской демократии, но мы не должны допустить и того, чтобы русская демократия обратила штыки против нас. Только опираясь на собственные штыки, мы можем вести переговоры с центральной российской властью, какова б она ни была — в одной ипостаси или в двух. На просторах бывшей Российской империи теперь двоевластие, но это двоевластие единоутробно — оно русское, великодержавное! Да здравствует украинский армия — миллион штыков для начала!..
Крики «да здравствует» захлестнули этот призыв. Удовлетворенный успехом, Винниченко сел на место.
Конечно, он сознавал, что десять, минут назад собирался произнести нечто иное, совершенно противоположное, и — объективно — должен был признать, что выступление его несколько неожиданно. Однако субъективно, как специалист по самоанализу, Винниченко мог понять себя: ведь в этом и заключалось роковое непостоянство недюжинной человеческой натуры — хочешь одного, а поступаешь совсем наоборот. Нужно лишь быть честным с собой и осознавать себя самого как неповторимую индивидуальность. Если ты объективно признаешься самому себе, что ты поступил как мерзавец, то ты хоть и мерзавец, но перед самим собой — ты честен. А раз ты честен, то и твой мерзкий поступок субъективно будет… честным. От этой, винниченковской, философии он, Винниченко, ни за что и никогда, слышите, никогда, до самой смерти, не отречется!.. А главное — политика: необходимо создать государство! Следовательно, украинские, национальные чувства весьма кстати противопоставить русским национальным чувствам, и прежде всего — традиционному русскому великодержаничеству.
Впрочем, усевшись на место, Винниченко сразу же позабыл сказанное — другие мысли полностью овладели им. Ему нужно было спешить домой. Дома на письменном столе его поджидала неотложная корректура. После длительного перерыва снова начинает выводить в свет «Литературно–научный вестник» уже, не во Львове, а в Киеве, — и первой же тетради возрождаемого журнала — год издании XVIII, том XII, книга I, июль — он начинает публикации своего нового романа «Записки курносого Мефистофеля»…
После выступления Винниченко зал гудел неумолчно, колокольчик председательствующего не был слышен, и София Галчко вынуждена была подать сигнал о перерыве при помощи электрического света. Возбужденные делегаты двинулись заканчивать дебаты в фойе, где помещался общий буфет; а члены президиума отправились за кулисы, где стараниями Галечко был организован специальный буфетик для лидеров и вождей.
4
Когда Винниченко пошел в буфет, Грушевский жевал бутерброд с икрой, а второй — с бужениной — держал наготове. Завидев Винниченко, он, дожевывая один бутерброд и размахивая другим сразу же устремился к нему. Намерения у него были несомненно агрессивные.
— Милостивый государь, — зашипел он, — я отказываюсь вас понимать! Вы поступаете не политично! Не в интересах нашего дела!
Винниченко вынужден был слегка отстраниться: борода Грушевского развевалась перед самым его носом.
— Вы, милостивый государь, — кричал Грушевский, — начали «во здравие», а кончили «за упокой»! Я не могу, конечно, не признать справедливости вашего тезиса об угнетении украинской нации царским режимом, а также остроумия вашей антитезы об угрозе такого же угнетения со стороны революционного режима. И в частности — Совета депутатов. Но своими нападками на Временное правительство вы провоцируете конфликт между украинством и центральной властью, пускай даже и русской, однако же целиком разделяющей нашу платформу в части социальных реформ. Конечно, вы как социал–демократ уязвлены, что не социал–демократия стоит во главе Временного правительства, и…
Грушевский положил в рот последний кусочек бутерброда с бужениной, и это дало возможность Винниченко прервать неудержимый поток слов.
— Простите, уважаемый Михаил Сергеевич, — как мог учтиво начал Винниченко, — я вас тоже не совсем понимаю…
— А я и вовсе никогда не умел вас понять, милостивый государь!
Винниченко пожал плечами и произнес уклончиво:
— За долгие годы нашего доброго знакомства, Михаил Сергеевич, нам с вами приходилось уже не раз вступать в спор…
— Не раз! — простонал Грушевский. — Каждый раз! Всегда!