Мир и хохот
Шрифт:
Алла не смогла больше такого терпеть. Собрав всю волю, она сказала:
— Стасик, родной, все будет в порядке. Мы поедем в Москву, и ты будешь тем, кем был. Нам помогут.
— Зачем ехать? Ты, Женя, мой друг, но ты — другая, чем я. Ты была только похожа на людей, а я принадлежу к людям. Куда же мы можем уехать? К тебе туда или ко мне?
Аллу охватила дикая, захлестнувшая все ее существо жалость к Станиславу. Она встала со стула и чуть не упала. Опустилась перед ним на колени, протянула к нему руки.
— Стасик, Стасик… Вспомни нашу
— Любишь? — губы Станислава вздрогнули, но глаза оставались безумно далекими, в них не было ни тени любви или ненависти.
И вдруг он холодно сказал:
— Мне смешно это. Любишь?! Разве любовь спасла меня от того, что со мной было?
Он произнес это так, как будто в нем проснулся человеческий разум.
Алла похолодела, вдруг в ее уме возникла мысль, что ведь Станислав умер, но потом все-таки продолжал жить.
Она взглянула ему в лицо. «Но он не похож на мертвеца, он просто далекий. Мертвец в нем, может быть, и есть, где-то там, но это не главное в нем, — подумала она. — Не знаю… Совсем не знаю…» И опять сострадание затопило все мысли, все сомнения: Стасик ли перед ней или кто-то другой.
Она обняла его, поцеловала, залепетав:
— Я же не Бог… Любовь Бога спасает… Но и человеческая тоже… По мере сил… Стасик, Стасик, очнись!
Станислав принял ее ласку, но она видела, что он не понимает, что это значит: «очнись!» От чего очнуться? Все вроде бы на месте. И солнце светит где-то там за околицей. Все это она прочла в его глазах.
Но он нервно сжал ее руку.
— Женя, Женя, все-таки хорошо, что ты пришла ко мне из другой жизни. Сюда.
Эта «Женя» било Аллу как хлыстом по лицу. «Может быть, те люди правы, он действительно один раз уже умер», — подумала она. В голову полезли стихи Блока:
Мы были, но мы отошли
И помню я звук похорон,
Как гроб мой тяжелый несли,
Как падали комья земли…
«Он вернулся, но период смерти не прошел даром, — стремительно думала Алла. — Что-то там произошло, пока… он был мертв».
В это время в избушку вошли Митя и Михайловна, ставшие изумленными при взгляде на Аллу.
— Знакомьтесь. Это Женя, — сказал Стасик.
— Здравствуйте, Женя, — пробормотала Михайловна.
— Меня зовут не Женя, а Алла, — сухо ответила гостья. — Вы что, тоже из могил, что ли?
Михайловна обиделась.
— Митя, да что ж это за гости дикие пошли! — чуть не взвизгнула она.
— Хозяев за покойников принимают!
Митю же эта ситуация ничуть не смутила.
— Да она ясновидящая, бабулька, вот в чем секрет. Будущее видит. Потому и за покойников нас всех принимает.
— Лучше бы она Царствие Небесное наше видела, а не могилы, — со вздохом осерчала Михайловна.
Аллу это чуть-чуть развеселило.
— Правильно, бабусенька!
Митя и Михайловна так и сели.
— Так что же вы сразу об этом не сказали?! — всплеснула руками Михайловна. — Оказывается, у Стасика есть жена? — Она вопросительно обернулась к Мите.
Тот развел руками.
— Все бывает, бабусь, все бывает. У нас тут необычайней и чудней, чем в Царствии Небесном даже!
Станислав наклонил голову в знак согласия. И глянул в бесконечную, но грозную пустоту.
Когда небо стало спокойным, приехали в Тихово остальные. Это случилось на следующий день после приезда Аллы, и то были Лена с Сергеем, Андрей и вновь появившийся Данила Лесомин, тут же открывший всем, кто такой Митя.
Встретили их радушно, но разместить пришлось в соседнем доме (у Михайловны места уже не хватало), благо хозяева оказались понимающими.
Митя тут же рассказал о беспокойном посещении Руканова и о том, что ошибся непредсказуемый, не так уж жители деревни расшатаны, как ему показалось. Есть, конечно, расшатанные, в главном же народ здесь умиротворен в своем бытии. И пьют не так много.
Алле удалось сразу предупредить друзей о состоянии Станислава. Но меткий глаз Данилы отметил: то, о чем шептал Ургуев, о силе, ведущей за пределы Всего, закончилось, она отошла от Станислава, а игру Непостижимой Случайности никому не понять. И он поделился своим впечатлением с Леной, ибо, кроме нее, никто не знал о шепоте Ургуева.
Станислав, увидев такую толпу друзей, затаился и выглядел как метафизический барсук, высунувшийся из своей норы. Он ошеломленно молчал.
Особенно пугал его напор Андрея, который шумно называл его братом, хотя Станислав даже не понимал значения этого слова. Андрей непрерывно и истерично кричал о каком-то морге, о Соколове оттуда с глазами, точно пересаженными от трупа, чем окончательно умилил Михайловну. «Вот наука до чего дошла», — на свой лад рассудила старушка.
По мере крика Андрея Станислав все больше и больше прятался в угол, а все сидели в комнате у Михайловны, маленькой, но безумно уютной. Из такой комнаты можно было, пожалуй, выходить только в ад или в рай. Андрей чуть не плакал, что их со Станиславом родители погибли в автокатастрофе и что они — сироты.
В конце концов Андрея уняли, и Алла убедила всех, что со Стасиком теперь надо вести себя нежно и хрупко, учитывая, что он еще не здесь.
Деревенский дурачок Макарушка забежал к ним по случаю и, поприветствовав собрание диким смехом, успокоил немного Станислава. Дурачок убежал, затем вытащили бутылки, припасы, чтоб отметить приезд и встречу и то, что Станислав — живой. Но после первого шока и мистической радости стало немного жутковато, Станислав ли это. Конечно, он похож, и документик его валялся на полке, но что значат документик, и паспорт даже, и видимость на лицо перед тайной души.