Мир империи землян
Шрифт:
– Значит демоны существуют в следствии попущения Матери?
– уточнила жрица.
– Именно так!
– А что насчёт Мистерии?
– Те же демоны, точнее те из них кого постоянное хтоническое воздействие не свело с ума окончательно. Кто смог вовремя остановиться. Или думает, что смог вовремя остановиться. Их попытки изучать Хтонь, управлять ею, вырабатывать правила и ритуалы условно безопасного взаимодействия с Хтонью крайне полезны древу. Фактически мы получаем информацию о Хтони изучая её чужими руками без всякого вреда для себя. Мать дозволяет Мистерии существовать в обмен на приносимую ею пользу. Летающие города-государства никогда не объединятся, а по одиночке они не опасны. Тем более, прикажи Мать уничтожить Мистерию и рано или поздно она появится снова
– За древо!
– провозгласила тост жрица предварительно налив новую порцию чудесного напитка.
– За высшую расу чьё призвание править всей сферой миров!
– За вечный союз Матери и Леса!
– поддержала мастереса.
– А дикари пусть катятся к демонам со всеми своими стальными драконами и этими их ра-ке-та-ми и прочими неживыми машинами.
– Пусть знают своё место, низшие! Как они смеют жить, считая себя хозяевами, а не рабами, коими им и должно быть.
– Но сестра: дикари пока ничего не знают и не могут знать ни о древе, ни о высшем народе, -напомнила мастереса.
– Незнание не освобождает от ответственности!
– патетически провозгласила жрица, икнула и, зажав рот рукой, засмеялась совсем как молоденькая девчонка, впервые попробовавшая «песнь жизни».
В дверь осторожно постучали.
– Дикари, это вы пришли за своей судьбой?
– грозно вопросила мастереса.
Но это оказались две младшие жрицы принёсшие блюда со свежеприготовленным ренью и пришедшие накрыть на стол в доме старшей жрицы.
(за два года до начала активной стадии войны вторжения)
Зев большой плавильной печи контурами выступает в полутьме. Верх её теряется под сводами рукотворной пещеры. Низ виден более отчётливо из-за медленно остывающего, ещё раскалённого металла. Красные отблески причудливо расчерчивают мрак. Здесь видно, а здесь уже нет. Относительно освещённые области граничат с почти полной темнотой и границы эти резки, словно линии, прочерченные резцом.
Тишина нарушается негромким постукиванием.
Рядом с печью никого нет за исключением её смотрителя. Недавно сваренный металл должен дозреть. Этот процесс невозможно ускорить, как бы того не хотелось их хозяевам мечтающим скорее превратить сотворённый металл в оружие и броню для очередной своры боевых рабов.
Старый гитенмейстер отвлёкся от своего дела и, сузив глаза, всмотрелся в расплавленный металл, оценивая его цвет. Пожалуй, ещё не меньше пары часов как нужно будет будить рабочих, разогревать до красна печь, бросать в металл требуемые добавки и начинать следующий этап процесса.
Должность гитенмейстера, то есть ответственного за выплавку металла, иначе говоря «старшего плавильщика» считалась среди гномов почётной и в прежние времена и в нынешнее безвременье, когда их народ унижен и растоптан, а некогда гордые гномы вынуждены изо всех сил выслуживаться перед самозванными хозяевами доказывая тем свою полезность. Потому, что кто не приносит пользы, тот умирает. Впрочем, честная смерть сравнительно неплохой выход. Уйти в пещеры предков, пусть даже те опустели без Бога-Кузнеца. Всё, что угодно лучше, чем быть превращённым в кадавра – верного слугу, не знающего сомнений и не помнящего былых привязанностей. Проклятое семя, прорастающее в живом теле, управляет им как марионеткой и хорошо если разум самого реципиента уснёт, а не останется на веки пленником своего собственного, точнее уже чужого тела. Другая ужасная участь – живём попасть в руки резчиков, способных сотворить с живой плотью всё, что только придумает их извращённый и проклятый кузнецом разум. Гном видел, как они создавали ужасных химер, пересаживая разумным существам части тел зверей или наоборот – зверям части тел разумных. Видел своих товарищей, скрещенных с каким-нибудь растением и это - было ужасно.
Знал и всё равно продолжал заниматься тем, чем занимался. Почему? Зачем?
Какой глубинный инстинкт толкал его каждый раз рисковать чем-то большим чем его, уже подходящая к концу, жизнь?
Гном толком не застал мирных времён, но великую войну, проигранную их народом, помнил. Большинство живущих сейчас родились уже рабами завоевателей. Ему позволили жить только из-за его профессии и потому, что никогда раньше он не выказывал признаков неповиновения. У скульпторов плоти ещё не нашлось времени как следует поработать с самой сутью его народа превращая гномов, подобно остальным, в покорных рабов довольных своим местом, знать не знающих, а значит и не мечтающих, ни о возвращении «прежний славы горного народа» ни о такой странной штуке как «свобода». На данный момент хозяева ограничивались примитивной селекцией, то есть выбраковкой всех проявивших хотя бы тень непокорности.
Что-то сдвинулось в старом гноме, когда он узнал о том, что хозяева нашли новый мир, новую цель для завоевания. Не просто охотничьи экспедиции – привычные развлечения ушастых аристократок в те миры, обитатели которых не могли ничего им противопоставить, а полноценное вторжение, завоевание и уничтожение новой потенциальной угрозы, которую они увидели в новом мире, также как, когда-то, увидели угрозу в мире гномов.
Нет, он не осмелился как-то портить металл или саботировать ковку оружия. Для этого старый гном был слишком труслив. Тем более, заметь эльфы признаки саботажа и весь род смутьяна будет казнён на его глазах, вместе с маленькими детьми, а после придёт и его участь. На саботаж гном не осмелился. Очень было жалко детей.
Вместо этого он…
– Далин! Далин! Ты здесь? – чужой голос нарушил тишину одновременно с тем разрывая паутину мыслей и воспоминаний.
– Что такое?
– старый гитенмейстер сделал вид будто только-что проснулся.
– Кто здесь шумит? А, это ты, молодой Бралин! Зачем ты пришёл так рано? Металлу ещё остывать не меньше пары часов, я говорил тебе. Зачем ты разбудил меня? Я так хорошо спал.
Из темноты на свет вышел Бралин, ученик старого Далина из которого он готовил нового гитенмейстера на смену себе тщательно выбирая какие секреты можно и нужно открыть ученику, а какие лучше, во благо всего гномьего народа, унести с собой в могилу. Падающие на его лицо красные отблески раскалённого металла придавали коже коричнево-оранжевый оттенок, словно она была сделала из меди. Медными также казались волоски относительно коротко подстриженной, топорщащейся во все стороны, рыжей бороды.
– Ты обманываешь меня. Ты не спал! – сходу ринулся в наступление Бралин.
Старый гном развёл руками: -Что же я, по-твоему, делал?
– Это я и хочу узнать! Уже не первый раз замечаю, как ожидая пока металл дойдёт, вместо сна, как все другие старые мастера, ты занимаешься… чем-то. Но стоит мне подойти как ты всё прячешь. А стоит спросить напрямую – начинаешь врать в глаза. В чём дело, дедушка Далин, если ты не хочешь больше учить меня, то скажи об этом на совете и тебе дадут другого ученика, а меня вернут в рудокопы.
В голосе молодого Бралина чувствовалась немалая обида.
Обида и немного страха, что он прав, а учитель и правда откажется от него на совете.
– Всё не так, как ты думаешь, -попытался оправдаться прижатый к стенке гитенмейстер.
– Некоторых тайн лучше вообще не касаться. Даже не знать о их существовании. Так безопаснее.
– Но я-то уже знаю, что тайна есть. Просто не знаю какая именно, -шмыгнув большим и неоформленным, словно картошка, носом, Бралин высморкался в ладонь, а ту вытер об испачканные в каменной пыли до полного неразличения их изначального цвета штаны.