Мир Кристины

Чупринский Анатолий Анатольевич

Открыв глаза, Карл увидел графиню Юлию, сидящую на стуле у его изголовья. По-прежнему он был в просторной постели в своей римской квартире. По-прежнему чудовищно болела голова. И по-прежнему на лбу лежал прохладный компресс.

— Карл! Скажите правду! — потребовала Прекрасная Юлия.

— Которую?

— Там… вы встретили женщину, похожую на меня?

«И не одну!» — пронеслось в голове художника.

— У вас там… роман? Скажите, я ничуть не обижусь. В конце концов…

«Все-таки, женщины поразительные существа! Как

она могла узнать? Женская интуиция и проницательность поистине не имеет никаких границ…» — подумал Карл.

Но вслух сказал:

— Юлия. Вы отлично знаете. Я любил, люблю, и всегда буду любить одну-единственную женщину!

— Господибогмой! Остальные не в счет, так вас понимать?

— Кажется, мы начинаем ссорится… А мне надо работать… Работать, работать и работать… — ответил Карл.

И вспомнив старика из Помпей с двумя послушными сыновьями по бокам, усмехнулся.

Уже уральский промышленник и меценат Демидов бомбардировал из Петербурга письмами с туманными намеками расторгнуть контракт, поскольку художник нарушает все мыслимые сроки…

Уже Общество поощрения художников известило о прекращении перевода денег пенсионеру Брюллову…

Уже ректорат Академии художеств настоятельно требовал немедленного возвращения художника в Россию, дабы тот мог приступить к росписям Исаакиевского собора…

А Карл Брюллов все никак не решался завершить работу.

Первой созерцательницей картины, естественно, была графиня Юлия Самойлова. Несколько дней Карл даже от нее скрывал, что уже положил последний мазок. Прекрасная Юлия внутренним безошибочным чутьем все поняла и категорически потребовала немедленной демонстрации.

Они были только вдвоем в просторной мастерской художника. Карл усадил ее в кресло напротив картины на значительном расстоянии. Сам долго бродил по мастерской, прицеливаясь, так и эдак, поглядывая на еще закрытый холст с разных ракурсов и бормоча что-то о недостаточности освещения. Наконец, решившись, резким движением сдернул с картины серое полотно и отошел в сторону…

Прошло довольно много времени…

Графиня Юлия Самойлова, первая петербургская красавица беззвучно плакала, сидя в кресле, прижимая ладони к щекам…

Как минимум в четырех женщинах, изображенных на картине, она узнала себя…

— Господибогмой!.. Господибогмой!..

Карл стоял чуть сзади и недовольно хмурился… В его ушах звучали голоса всех людей, изображенных на полотне… И еще множество, множество других…

Яркая вспышка молнии выхватила один только миг чудовищной катастрофы… На фоне огненно-красной лавы, вытекающей из жерла Везувия, по узкой улочке метались обезумевшие от страха люди…

Неслась колесница со сломанной осью, оставляя за собой только обломки. Седок еще старался удержать испуганных коней, но его молодая жена, сброшенная на мостовую, уже была убита смертельным падением…

Молодая мать обнимала двоих дочерей,

в ужасе глядя на надвигающиеся потоки лавы…

Двое юношей несли на руках своего отца, дряхлого старика…

Живописец с ящиком красок на голове, портретно похожий на самого автора, оберегал прелестную молодую женщину, уже теряющую сознание…

Алчный старик, подбирал с мостовой, уже никому ненужное и такое бесполезное сейчас, золото…

Молодая чета, с прижавшимся к коленям матери ребенком, пыталась укрыться плащом от огненного пепла и града камней…

Раскачивались и падали скульптуры Богов…

— Господибогмой! — шептала графиня.

Неожиданно Карл схватил кисть, стремительно подошел к полотну и несколькими уверенными мазками положило на мостовую отблески света от вспыхнувшей молнии… Отчего все фигуры еще, как бы, более выдвинулись из холста.

— Господибогмой! — шептала графиня.

Через два часа графиня Юлия Самойлова покинула Рим. В мастерской на столе Карла ожидала записка.

«Любимый Карл! Мой супруг, царство ему небесное, отдал Богу душу. Я обязана отдать ему последние почести.

Р. С. Камень забрала с собой. Не хочу терять еще и Вас».

Прекрасная Юлия и тут не смогла обойтись без патетики. «Последние почести!». Можно подумать, граф Самойлов был не кутилой, мотом и пустым человеком, а выдающимся полководцем.

Ровно в полдень 24 августа 79 года Везувий взорвался. Оглушительный грохот был слышен на многие сотни километров. Тучи пепла и град камней обрушились на город. Раскаленная лава отрезала большинству жителей путь к спасению. Из десяти тысяч горожан спаслись только несколько сотен.

Ровно в полдень 24 августа 1831 года художник Карл Брюллов выставил для обозрения полотно «Последний день Помпеи».

Впечатление было настолько сильным, что большинство покидало мастерскую художника молча. Дамы плакали, мужчины хмурились и подавленно качали головами.

Погода тоже преподнесла свой сюрприз. Нежданно-негаданно над Римом разразилась чудовищной силы гроза. Оглушительный гром и ослепительные вспышки молний словно аккомпанировали изображенному на полотне. Бурные потоки воды несколько часов падали с небес на вечный город.

К сожалению, на картине не нашлось места лохматому Децию. Карл много раз пытался написать по памяти его портрет, но все как-то не получалось. Безумно трудно было схватить постоянно меняющееся лицо. То гневно-яростное, то по-детски восторженное. С седой бородой и взлохмаченными волосами.

Так бывает. Благородным и честным людям не всегда находится место в истории.

В том году Прекрасная Юлия больше не посещала Рим. И дело было вовсе не в трауре. До Карла доходили слухи, что она уже на третий день катала детей своей подруги графини Разумовской на длинном шлейфе траурного платья по паркету своего дворца.