Мир-ловушка
Шрифт:
Какой бы она ни была, Титус так и не смог до конца вытравить из своей души романтическую влюбленность. О, если б ее суть соответствовала внешнему облику… Ничего, скоро она исчезнет из университета, из Верхнего Города – и заодно из его жизни.
– Ваша дама будет в восторге, уж вы мне поверьте, – тараторила, улыбаясь, хозяйка лавки, полная смуглая женщина в небесно-сиреневом платье с воротником из павлиньих перьев. – К сожалению, я могу показать вам этот великолепный туалет только на манекене. Вольнонаемные демонстраторши слишком капризны, я с ними не связываюсь, а за рабынь в прошлом месяце опять повысили арендную плату, так нам от половины пришлось отказаться! Вы слыхали, появилась новая политическая
– Упакуйте, пожалуйста, – вставил Титус, когда она на мгновение умолкла. – Я тороплюсь.
В университет он попал во время большого перерыва. Роми нашел в галерее на четвертом этаже: подобно множеству других студентов, та сидела у стены, прямо на полу, и ела лепешку с апельсиновым мармеладом (съестным приторговывали здешние рабы, которые официально не имели на это права, а неофициально отстегивали часть выручки своим надсмотрщикам, те делились с университетским начальством – и недовольных не было, а значит, и проблем не было).
Взгляд Титуса мгновенно выхватил Роми из массы молодежи в одинаковых студенческих рубашках и шароварах. Чуть склоненная голова, прямые волосы до плеч, безупречно белые, разделенные ровным пробором. Тонкое сосредоточенное лицо, подростковая фигура. Из-под рукава выглядывает краешек ожога, изуродовавшего левую руку.
Подойдя ближе, он заметил у нее на шее свежий синяк. И нижняя губа не то разбита, не то прокушена.
Его кольнуло чувство вины. Да, он жалел ее… но все равно не одобрял ее отношения к житейским невзгодам. Если девушку обижают, достойный ответ мучителям – терпение, а не агрессия. Ничего, скоро все уладится. В кармане у Титуса лежала коробочка с золотой булавкой Эрмоары, в заплечной сумке – купленный в лавке наряд. Наверное, Эрмоара завтра же увезет ее домой, на Идонийские острова.
Придется, однако, отложить избавление. Или похищение?.. Ему не хотелось думать об этой операции как о похищении: Роми вернется в привычную среду, к своим родственникам, в этом нет ничего плохого. Но вокруг полно народу, в том числе рабы-надзиратели. Сейчас даже с помощью булавки не получится переодеть ее и незаметно вывести на улицу.
– Здравствуй. – Он уселся рядом, заставив подвинуться белобрысого узкоглазого манглазийца, который устроился слева от Роми.
– Здравствуй. – Взглянув на него с некоторым удивлением (не ждала, что он опять подойдет?), она проглотила последний кусочек лепешки, стряхнула с одежды невидимые крошки.
– Роми, мы больше не увидимся, – заговорил Титус после неловкой паузы. – Потому что… Ну, в общем, не увидимся. Не прогуляешься со мной сегодня вечером? В последний раз.
– Меня не выпустят, – подумав, сказала Роми.
– Не проблема. У вас многие убегают гулять в учебные дни, я знаю. После лекций, ладно?
– Если будет настроение.
Титус видел, что она колеблется, но это его не беспокоило, ведь у него есть магическая булавка. Ему хотелось перед окончательным расставанием поговорить с девушкой на другую тему.
– Роми, в тебе слишком много неправильного. Обещай мне, что ты постараешься исправиться! Ты должна научиться переносить страдания терпеливо, без ненависти к тем, кто тебе их причиняет. Такова наша жизнь, и протестовать против этого – все равно что протестовать
– Мудрецы тоже иногда ошибаются.
– Ты еще не заслужила права критиковать мудрецов! Ты девчонка, тебе семнадцать лет. Люди поумнее нас с тобой называют трактаты Винабиуса вершиной человеческой мысли. А тебе надо научиться прощению и терпению, тогда страдания будут для тебя не столь тяжелы.
– Я не хочу страдать, – отрезала Роми. – Для тебя твой Винабиус, может, и прав, а что правильно для меня – я решаю сама.
Титус нахмурился. Его обескуражило даже не то, что она не хочет страдать (если честно, никто не хочет, но нельзя же вот так безапелляционно заявлять об этом!), а ее непробиваемая самоуверенность. Она не должна решать сама.
– Роми, ты ничего не знаешь о жизни, о настоящей боли…
– Знаю. – Она резко повернулась и теперь смотрела на него в упор. – Когда я была маленькая, я три дня просидела под развалинами дома, пока меня спасатели не откопали. Потом мне сказали, что мамы с папой, бабушки и сестры больше нет. Я знаю, что такое боль. И знаю, что она не нужна! Насчет того, что страдания необходимы, – это чья-то злая выдумка. Они необходимы так же, как проказа или геморрой, но почему-то никто из твоих мудрецов до сих пор не посмел сказать об этом вслух!
Титус не сразу сумел найти достойный ответ. Он никогда не сомневался в правильности идей, привитых ему наставниками в Доме афариев. Он привык к тому, что это самые лучшие идеи, воистину мудрые и гуманные, едва ли не единственный светлый островок в жестоком мире Панадара. А Роми их в грош не ставит! Он не был готов к подобной дискуссии.
– Ты очень недобрая! – нашелся он наконец. – Это потому, что твоя голова забита вот такими мыслями!
– Почему ты считаешь, что я недобрая?
– Ты хочешь убить тех, кто тебя обижает. – Титус понизил голос до шепота, чтоб не услыхали другие студенты. – Разве это добрый поступок?
Роми пожала плечами, но потом так же тихо ответила:
– Если они ни над кем больше не смогут издеваться – добрый. Из-за них один парень с нашего курса порезал себе вены. Три дня назад, когда тебя не было. Его спасли, раб вовремя привел целителя.
Она смотрела исподлобья, и Титус не мог угадать, что таится в глубине ее темных янтарных глаз. Это все равно что разглядывать другой янтарь, неживой, хранящий в своей толще неведомо какие древние тайны.
Разговор все больше тяготил его. Резко поднявшись, он сказал:
– Я зайду за тобой вечером, после лекций, хорошо?
Роми опять пожала плечами. Титус молча направился к лестничной площадке, перешагивая через ноги расположившихся на полу студентов. Согласна она или нет – не имеет значения, он все равно свою работу сделает.
Почти во всех старых корпусах верхние этажи пустовали. Раньше там находились лекционные аудитории, кладовки с оборудованием для опытов, кельи студентов, спальные казармы рабов, жилые апартаменты и кабинеты преподавателей, лаборатории, библиотечные залы – как и на других этажах, обитаемых. Но шли годы, университет получал от государства все больше дотаций, а также отвоевывал у других ведомств прилегающие территории; рядом возводились новые здания, кто-то переезжал туда, кто-то переселялся в освободившиеся помещения внизу – чтоб не карабкаться по лестницам, если вдруг лифты сломаются. Их мудреная механика иногда выходила из строя: что-нибудь застревало или заклинивало, давая магам повод для издевок над несовершенством немагических машин. От магических же лифтов пришлось отказаться, ибо из-за их функционирования искажались результаты некоторых экспериментов, проводимых в университете.