Мир наизнанку (сборник)
Шрифт:
– «Ха-ра-шо, все будет харашо!» – гнусаво запел Витька, и в его пение вдруг вплелось далекое слабое поскуливание.
Дно глубокой ямы было засыпано мусором, стенки почти отвесные. Здесь, кажется, добывали песок, потом собирались хоронить отходы, потом бросили все как есть. На донце трехметровой западни сидел, затравленно глядя вверх, щенок дворняги – тощий, неопределенно-серого цвета, давно впавший в отчаяние. Увидев наверху людей, он заскулил и одновременно зарычал, вжимаясь в землю.
– Опа, – сказал Витька.
– Я
– А если он тебя цапнет? – Игорь присел на корточки. – Просто с перепугу. Он же дикий. А тебе потом уколы от бешенства.
– Что ты предлагаешь?
– Во-первых, у нас где-то были остатки колбасы позавчерашней. Он поест и подобреет. Во-вторых… у Антоши в багажнике лестницы, конечно, нет?
– А еще чего вам? Лестница, лебедка, бетономешалка… У меня тут не строительный заводик!
Пес ловил куски колбасы на лету. Он был очень голоден. Наверняка сидел здесь уже несколько дней.
– И как этот дурень туда свалился?
– Все мы бываем дурнями, – философски изрек Игорь. – Если спустить туда толстую ветку…
– Это собака, а не белка! По вертикальному стволу не полезет. По идее, если обвязать его под мышками веревкой…
– И кто будет обвязывать?
– Хлопцы, – сказал Витька. – Это не болонка. Это серьезный собачий мужик. Он выйдет сам, ему просто надо организовать еще одну ступеньку. Взять доску, привесить, как качели, на две веревки… Веревка-то у тебя найдется, Антон?
Операция по спасению пса заняла полчаса, никак не меньше. Животное проявило прямо-таки академическую сообразительность – при виде старой покрышки, спустившейся сверху на веревках, пес моментально сориентировался, доскочил до новой опоры, подтянулся, прыгнул, упал животом на край ямы и через секунду уже несся прочь, не оглядываясь на спасителей и не собираясь благодарить. Энергию ему давала любительская колбаса, позавчерашняя, но еще вполне пригодная.
Все четверо пришли в удивительно благодушное состояние. Игорь помог Антоше свернуть трос; посмеиваясь, потягиваясь, отряхивая ладони, вернулись к машине. Солнце поднялось еще выше, птицы пели над дорогой, над лесом и над лугом, где таяла, исходя дымком, роса.
– Давай спустимся к речке и искупаемся, – предложил Игорь.
– Там курице по колено, – Витька почесал грудь. – Поехали, ладно.
– Я спать хочу, – Антоша снова забрался на заднее сиденье. – А вы делайте, что хотите.
– Поехали, – согласился Тимур.
– Эх, – признал Игорь. – Надо ехать.
Джип свернул на развилке и покатил от Веселого к Пятичам и дальше согласно карте. Витька смотрел на дорогу. Игорь рядом с ним задремал. Антоша спал как младенец, сопя и шевеля губами. Тимур, сбросив туфли, подтянул колени к животу и задумался о красоте земли – о том, как прекрасны луга, и далекие лесополосы, и кружащие над ними большие птицы, и маленькая церквушка на пригорке, и старое кладбище с покосившимися оградами…
Тут Антоша закричал,
– Ты че, придурок?!
Джип притормозил. Антоша сел, вращая глазами, и видно было, что он не шутит и не притворяется: что-то в его сне было такое, что крик вырвался сам по себе.
– Антон, – Тимур хорошенько тряхнул его за плечи. – Ты чего?
– Ой, блин, – жалобно сказал Антоша. – Отравился я, наверное, их поганым самогоном.
Витька ругнулся и снова начал набирать скорость.
– Мы все их самогон пили, – рассудительно заметил Тимур. – И незачем так орать.
Антошу передернуло. Он потер лицо, обхватил себя за плечи, будто замерзая – хотя в машине было душно:
– Явственный такой кошмар. Как наяву. Будто мы ночью на каком-то старом кладбище, могилы проваленные, крестов нету, а столбики такие…
Тимур и Игорь переглянулись.
– Алкоголик, – нежно сказал Витька. – Ты что, не помнишь, где мы ночью смородину жрали с куста? Где тебя рвало, а Тимурка…
– Ну, перестань, – дернулся Тимур.
Антоша мучительно заморгал:
– Я, это… Помню, как у невесты туфлю украли, а потом – сразу мы кофе пьем на бензоколонке. Такой, понимаете, монтаж…
Он засмеялся, но явно через силу.
– Чего орал-то? – поинтересовался Витька. – Ничего там страшного нет, на этом кладбище. Смородина вкусная.
Антоша перестал смеяться.
– Ну… там еще было кое-что… приснилось. И вообще, это моя машина, когда ты пустишь меня за руль?
– Я еще жить хочу, – отрезал Витька.
Они поехали дальше. Антон заново разглядывал измятый, изгвазданный пиджак и штаны с пятнами глины на коленях, охал и тихонько вздыхал. Потом, извернувшись, залез изнутри в багажник и вытащил банку энергетика. Облился на ходу, плюнул, повесил голову. Хмурясь, откинулся на спинку сиденья.
Антон, внук крупного советского чиновника и сын талантливого бизнесмена, знал в совершенстве три языка. Объездил еще в детстве весь мир и был добрейшим, щедрым, безобиднейшим существом – полноватым и сонным флегматиком. Отец обеспечил его рабочим местом – и Антоша работал добросовестно, но звезд с неба не хватал; в нем не было ни капли снобизма. Женился в девятнадцать лет по залету, через год развелся и платил алименты на сына. Когда приходила охота, рисовал отличные комиксы и этим прославился еще в школе; к сожалению, его теперешняя должность не была связана с рисованием и с искусством вообще.
– Будешь еще спать? – спросил Тимур, глядя, как Антоша понуро качает головой в такт каким-то своим мыслям.
– Нет, – тот потряс банкой, слушая, как бесятся внутри остатки энергетика. – У тебя таблеток нет от головы?
– От головы гильотина хорошо помогает.
– Я не против, – Антоша поежился. – Слушай, Тим. Что там было, на кладбище?
– Ничего. Могилы. Смородина.
– А… и все?
– А что еще? Мы сначала не поняли, куда заехали. Думали, пустырь.
– Пустырь, – Антоша молча пошевелил губами. – А… какая там земля?