Мир от Гарпа
Шрифт:
У Эллен вид был мрачный и решительный.
«Я их не забуду! Ни через пять лет, ни через пятьдесят; я буду помнить их так же, как помню мой язык», — написала она Гарпу.
И он сказал ей мягко:
— Я думаю, Эллен, этот очерк не надо публиковать.
«Вы рассердитесь на меня, если он все-таки будет опубликован?» — спросила Эллен.
Гарп сказал, что не рассердится.
«А Хелен?»
— Хелен будет сердиться, но на меня.
— Ты умеешь сильно рассердить людей, — сказала ему Хелен ночью в постели. — Буквально довести до белого каления. Ты должен это прекратить. Занимайся
— Да, ты права, — сказал он.
Он пытался вспомнить, что вызвало тогда в его воображении первую строчку «Пансиона Грильпарцер». «Мой отец работал в Австрийском Туристическом бюро».
Откуда она взялась? Как родилась в его голове? Он попытался придумать подобную фразу. И получилось: «Мальчику было пять лет; у него был кашель, который казался глубже его маленькой, с выпирающими ребрышками грудной клетки». Но это предложение выплыло из памяти и потому было никуда не годно. Воображение его перестало работать.
Три дня кряду он тренировал борцов-тяжеловесов. Может быть, для того, чтобы наказать самого себя?
— Очередное маразматическое занятие вроде копания в саду, — сказала Хелен.
Гарп дома объявил, что у него есть дело: нужно съездить в Нью-Гэмпшир в городок Норт-Маунтин по поручению Фонда Дженни Филдз. Надо проверить, стоит ли дать вспомоществование женщине по фамилии Тракенмиллер.
— Еще одно копание в саду, — сказала Хелен. — Книжные полки, политика, защита угнетенных — занятия людей, которые не умеют писать.
Но он все-таки уехал. В его отсутствие позвонил Джон Вулф и сказал, что один весьма популярный журнал хочет опубликовать очерк Эллен Джеймс «Почему я не джеймсианка?».
В голосе Джона Вулфа по телефону звучали холодные, таинственные, металлические нотки — кого бы вы думали? Да «Прибоя», конечно же, мелькнуло в голове Хелен. Но тогда она не могла понять, почему они почудились ей. Пока еще не могла.
Хелен сообщила новость Эллен Джеймс. Сразу же простила ее и вместе с ней порадовалась. Они взяли с собой Данкена и маленькую Дженни и поехали на побережье. Купили омаров, которых Эллен очень любила, гребешков для Гарпа — до омаров он был небольшой охотник. В машине Эллен написала на листке бумаги: «Шампанское! Можно запивать омаров и морских гребешков шампанским?»
— Ну, конечно, — ответила Хелен. — Конечно, можно!
Купили шампанское. Заехали в бухту Догз-хед и пригласили к обеду Роберту.
— Когда вернется папа? — спросил Данкен.
— Не знаю, где этот Норт-Маунтин, — ответила Хелен, — но к обеду обещал быть.
«Мне он тоже так сказал», — написала Эллен Джеймс.
Салон красоты «Нанетта» в Норт-Маунтин, штат Нью-Гэмпшир, размещался на кухне в доме миссис Тракенмиллер.
— Это вы
— Никаких Нанетт здесь нет. Меня зовут Харриет Тракенмиллер.
В темной глубине кухни позади нее, потянувшись, зарычал огромный пес и двинулся навстречу вошедшему. Миссис Тракенмиллер мощным бедром оттеснила собаку и поставила голую, исцарапанную ногу в голубой тапочке в проем двери. Длинный халат скрадывал ее фигуру. Было понятно лишь, что она высокого роста и, по-видимому, только что принимала ванну.
— Вы… гм… делаете мужские прически?
— Нет, — коротко ответила она.
— Я очень прошу вас. Видите ли, я не доверяю мастерам-мужчинам.
Харриет Тракенмиллер подозрительно взглянула на черную вязаную шапочку Гарпа, натянутую на уши и полностью скрывавшую прическу. Непослушные густые пряди выбивались из-под шапочки сзади, прикрывая короткую шею и доходя до плеч.
— Я не вижу, какие у вас волосы.
Он стянул шапку, и холодный ветер тут же их разметал.
— Мне нужна не совсем простая стрижка, — Гарп говорил как можно безразличнее, разглядывая невеселое, усталое лицо женщины — в уголках серых глаз мелкие морщинки, бесцветные волосы накручены на бигуди.
— Вы не записаны ко мне, — сказала Харриет Тракенмиллер.
Нет, она не шлюха, Гарп это понял с первого взгляда. Измученная работой женщина, к тому же явно его боится.
— Скажите толком, какая вам нужна стрижка? — спросила она.
— Подровнять, — пробормотал Гарп, — и чтобы чуть-чуть завивались.
— Завивались? — переспросила она. — Перманент, что ли?
Она не могла себе представить, как можно завить эту копну совершенно прямых волос.
Он неуверенно провел рукой по спутанным волосам.
— Не знаю. Что получится.
Харриет Тракенмиллер пожала плечами.
— Пойду переоденусь, — сказала она.
Сильный, гибкий пес мощным рывком протиснулся у нее между ног и выставил в дверной проем оскаленную пасть. Гарп напрягся, готовясь защищаться, но Харриет как следует поддала псу коленом в морду и, вцепившись рукой в лохматую шею, оттащила его от двери. Пес взвыл и ретировался на кухню.
Гарп оглядел двор: мозаика замерзших собачьих куч, три машины, из которых, по-видимому, ни одна не на ходу. Дрова, сваленные в кучу. Телевизионная антенна, которая когда-то, видно, торчала на крыше, теперь стояла, прислоненная к алюминиевой стене дома, из треснутого окна паутиной тянулись провода.
Миссис Тракенмиллер, отступив назад, открыла Гарпу дверь. В кухне было жарко, топилась плита, пахло печеньем, парикмахерской. Кухня и цирюльня соседствовали здесь бок о бок. Гарп осмотрелся. Розовая раковина для мытья волос, банки с томатом, трюмо, обрамленное софитами, полочка со специями, мясорубка, батареи лосьонов, кремов, притираний. Сушилка для волос, подвешенная на проводе над металлической скамьей, вызывала в памяти электрический стул.
В кухне никого не было. Харриет Тракенмиллер ушла переодеться, вместе с ней пропал и ее свирепый страж. Гарп пригладил волосы. Посмотрел в зеркало, словно пытаясь запомнить, как он выглядит. Через полчаса он изменится до неузнаваемости.