Мир первый: Деймос
Шрифт:
— Да какая разница?! — взвизгнул жрец, забиваясь в самый дальний угол. — Просто убей его!
Оборотень повернулся в мою сторону. Да, его глаза сменили свой цвет на желтый, но я узнал бы этот взгляд из тысячи — Натан!
— Себастьян пришел к твоему дому не случайно, да? — я взглянул поверх косматой головы на Густава. — Он учуял тоже самое, что и Натан сейчас — запах того, кто убил Ренну. Это сделал ты?
— Нет… — залепетал жрец, но я не поверил ему.
Оборотень выпустил из лап рыжие локоны Ренны
— Ты убил ее? — спросил я, уже зная ответ.
Густав заплакал.
— Она… она была такой красивой, а я был пьян. — Давясь слезами, закричал он. — Я… возжелал ее. Но… потом… Это была случайность! Клянусь!
— Ты! — от злости у меня перехватило дыхание. Теперь я полностью осознал, что натворил Густав. — Ты…
— Я молился! Я покаялся! — жрец старался вжаться в холодную стену склепа еще сильнее, но оборотень неумолимо приближался. Слюна с его клыков капала Густаву прямо на лицо. — Помоги мне! — завопил он. — Молю!
Но я уже не слушал и поднимался по лестнице. Такие, как Густав, не заслуживают ни прощения, ни жизни…
Я сидел на одной из уцелевших скамеек храма и смотрел в пустоту перед собой. Потрясенный, подавленный, опустошенный. Произошедшее не укладывалось в голове. Это была дикость. Настоящая, отвратительная, пугающая дикость! И совершило ее не чудовище. Нет. Виноват был человек…
Крики Густава стихли. Из склепа доносилось только чавканье и рык оборотня. Потом я услышал шаги. Он поднимался.
Тот, кто раньше был Натаном, вышел из склепа. С его клыков капала кровь, желтые глаза горели безумием.
— Натан, — я поджал губы.
Оборотень зарычал. Он меня не слышал. Уже нет. Но я все равно сказал то, что считал нужным:
— Натан, — повторил я. — Я не могу отпустить тебя, иначе погибнут другие. Те, кто не виноват в гибели твоей сестры. Так нельзя. Прости.
Запрыгнув на алтарь и сломав его, оборотень оскалился.
Это уже не Натан.
— Реквием. — Позвал я, и меч незамедлительно ответил на мой зов.
Бой закончился быстро. В отличие от меня, Реквиему было плевать, кого разить. Натан умер. Я убил его. Не проклятый меч… Я. Собственными руками. И пусть он умер быстро, легче мне от этого не стало.
Устало опустившись на скамью, я спрятал лицо в ладонях. Почему все так закончилось? Этот парень не заслужил такой судьбы.
Глухой стук отвлек меня. Я уставился на пол. Там лежал выпавший из-за пазухи дневник, найденный в землянке посреди леса. Записей там оказалось немного. Не без труда я разобрал корявый подчерк Себастьяна. Грубо, с ошибками, но он оставил на желтых страницах историю своей трагедии.
Я прочел о том, что жена Себастьяна была оборотнем. Старшей дочери проклятье не передалось, а вот сын родился оборотнем.
Захлопнув дневник, я безразлично бросил его на край скамьи — дальнейшую историю я уже знал. Себастьян, став оборотнем, учуял запах дочери. Он исходил от Густава, который…
Я закрыл глаза. Никогда бы не подумал, что добродушный с виду жрец способен на нечто подобное. Ренна была совсем молодой. Как он мог?! Еще и спрятал тело там, где никто бы не догадался искать.
Правду говорят, что самый страшный зверь — человек.
И почему я просто не умер в назначенный час? Почему оказался здесь? Чтобы увидеть… это?..
11. Другой путь
Наступило утро. Густав оказался прав — я привык и научился различать время суток. Но сейчас в округе было куда больше света, чем обычно. И виной тому не причуды небесных светил.
Горел храм.
Его внутреннее убранство пожирал огонь. Я стоял и смотрел, как исчезают в пламени тела Ренны и Натана. Густав говорил, что оборотню не место на святой земле. Но сам и уничтожил всю это святость.
За моей спиной потихоньку собирались жители деревни. С факелами, вилами, топорами, они подходили к храму, сбиваясь в толпу. Знал ли кто-нибудь из них о том, что совершил Густав? Не знаю. Мне плевать.
— Чего тут стряслось? — кузнец, видимо, как самый смелый, подошел ко мне.
— Натан отомстил Густаву за смерть сестры, — ответил я.
— Вон оно как… — мужик задумчиво отер заросшую густой щетиной щеку. — А храм чего горит?
Я повернулся и посмотрел ему в глаза:
— Я его поджег.
Народ за спиной кузнеца недовольно зароптал. Сам он нахмурился, покрепче перехватив огромный молот.
— Дык… дурной поступок-то, — пробасил он. — Грех это.
— Ага, — я выдержал его озлобленный взгляд.
Кузнец опешил. Он обернулся к толпе, ища у них поддержки. Что сказать… он ее получил. Селяне подняли импровизированное оружие и заорали один громче другого:
— Это все он виноват! Святотатец!
— Колдун!
— Сжечь его!
Я смотрел на этих людей и понимал, что они готовы на все. Жители деревни смотрели на меня едва ли не с большей злобой, чем оборотни, вот только выглядели, не как монстры. Не важно, что я скажу — они не прислушаются ни к доводам, ни к клятвам. Для них я чужак, который лишил их жреца и святого места в темные времена. Правы ли они? Пожалуй. Готовы ли они убить меня? Скорее всего. Позволю ли я им это сделать?..
В голове царила какая-то пустота.