Мир полуночи. Партизаны Луны
Шрифт:
— Значит, так, — сказал Костя, слизнув пену с усов. — Ты, Антоныч, заходишь завтра ко мне прямо с утра, в девять. Вас, пане террористе, я тоже приглашаю. Если хотите.
— А то можно к нам, — подмигнул Мартин.
— Я подумаю, — кивнул террорист.
Опустошили стаканы, разлили по второй. Антон не успевал за старшими, да и гнаться за ними не хотел. «Джон Ячменное Зерно» разочаровал, послевкусие после него оказалось какое-то затхлое. Подкопченная сушеная рыбка была интереснее.
— А вообще, — Костя сменил тон, — ты
— Не совсем. Но в конечном счете — да. Они ведь не уйдут сами.
— А Антон?
Андрей посмотрел в его сторону. Они раньше как-то не обсуждали, что будет, когда Андрей выздоровеет.
— Я решил… — Антону почему-то нелегко дались эти слова, — идти с ним.
Костя сморщился — будто пиво внезапно прокисло.
— В боевую группу?
Антон кивнул.
— Ты сдурел? — без лишней дипломатии спросил священник у террориста.
— Я был младше, когда начинал. И бойца из него все равно не выйдет, не волнуйся. Он по натуре — «кузнец». Ну, мастер по документам.
Почему-то Костю эти слова не обрадовали.
— Я не знаю, что это был за человек, который тебя в пятнадцать лет боевиком сделал. Но ты-то сам чем думаешь?
— Это был хороший человек, — тихо сказал Андрей. — Тебе такой и не снился. А я думаю, что Антон способен сам решать.
— Да понятно, — сказал Костя, — что он решит. Попал в сказку, стал героем…
Антон глотнул еще кисловато-горького пива. Смешно, он почти теми же словами и думал.
— Я раньше в сказку попал. Когда меня на лопату посадили.
Костя ничего не ответил. То ли не смог, то ли не захотел. Андрей перехватил инициативу:
— Трудно стать священником?
Мартин, держа кусок воблы, как сигарету, в углу рта, пояснил:
— Стать легко. Быть трудно.
— Зачем тебе? — спросил Костя.
— Сам не догадываешься?
— Догадываюсь. Но если я правильно догадываюсь, тебе это нужно — как мне гармонь. Ты ведь если человека убьешь — даже защищая себя, даже случайно, — священником быть перестанешь.
— Ну если так… — Андрей осушил и второй стакан и снова подставил емкость под канистру, — тогда да. Тогда ты прав, мне не это нужно.
— А что тебе тогда нужно?
— По нижней планке или по верхней?
— Давай сначала по нижней. А потом — по верхней.
— По нижней мне нужно перейти в Польшу. Я бы мог прямо завтра сорваться, если мое присутствие вас напрягает, но хотелось бы все-таки сначала долечиться.
— Это не вопрос. Подлечим и подкормим, с одним условием.
Андрей кивнул — мол, он весь внимание.
— Ты никого из местных не уведешь с собой. Это как бы ультиматум. Либо так, либо… я тебя на грузовичке до Зборова подкину, а дальше сам как знаешь.
— Согласен.
— Ну вот и ладушки. А что с верхней планкой?
— Верхняя — это чтобы я однажды проснулся, а всей этой бледной сволочи нет, как и не было.
— У-у,
Андрей ответил ему тоже по-украински, и его Антон тоже понял сразу, без перевода:
— Нет. Не долго ждать, а много работать.
На следующее утро, пока Антон еще спал, Эней оделся и пошел в монастырь.
Свиноферма была чуть на отшибе, по дороге в Августовку. По обе стороны от дороги подымались пологие холмы, покрытые заплатками полей, в кустах звенели птицы, а в лощинах между холмами стоял туман.
Эней какое-то время шагал быстро — просто чтобы проверить, на что он сейчас способен; проверка показала неудовлетворительный результат, и Эней замедлил ход, перевел дыхание, справился с головокружением…
У поворота зеленел сад, скрывающий монастырские стены. Сад на первый взгляд был пуст, но стоило Андрею ступить на тропинку, ведущую к воротам, как из ниоткуда появился брат Михаил, узнал его, улыбнулся и открыл калитку.
В самом монастыре его встретил брат Мартин и сразу повел в подвальную часовню, где насельники — дюжина одетых в черное парней чуть постарше его самого — готовились к службе. Среди них Эней сразу увидел Игоря — несколько осунувшегося, кажется, даже бледней обычного. Или это только кажется?
Они обменялись рукопожатиями.
— Что я должен делать? — спросил Эней.
— Да то же, что и я: сидеть и не отсвечивать, — вяло улыбнулся тот. — Мы тут еще будем делать разные телодвижения, но ты, как пока еще даже не катехумен, можешь их не делать.
— А ты — катехумен?
Игорь кивнул и пояснил:
— Мне иначе нельзя. У меня там, — он показал пальцем куда-то вниз, — заложник.
— Ты… веришь, что там что-то есть?
— Я не верю, Ван Хельсинг. Я знаю. Мне туда экскурсию устраивали.
Тут им пришлось прерваться, потому что началась служба.
Длилась она чуть больше получаса и очень понравилась Энею именно этим. Ясно, просто, прозрачно, как колодезная вода. Он не воспользовался привилегией «даже не катехумена» — вставал и преклонял колени вместе со всеми. Когда священник вынес Чашу, вместе со всеми дернулся было вперед, но Игорь удержал за рукав.
— До крещения нельзя, — пояснил он шепотом.
Эней подчинился. Он всегда держался правила «В чужой монастырь со своим уставом не лезут», а тут еще и монастырь был настоящий.
— Ты как вообще? — спросил он, когда служба закончилась и они покинули подвал.
Игорь пожал плечами.
— Немножко работаю, немножко стерегу по ночам, много сплю. Днем вырубает, сил нет.
— Надолго ты здесь застрял?
— До крещения по меньшей мере. Это освященная земля, а у меня в следующее полнолуние наверняка будет приступ. Не хочу рисковать. А ты насколько задержишься? Как рука?