Мир полуночи. Партизаны Луны

Александр Ян

Люди начали понемногу съезжаться еще днем, но когда Антона разбудили, он изумился тому, как их много — не меньше пяти сотен человек одних только взрослых.

Машины стали на поле полукольцом, отгораживая пространство у берега, один круг — фарами внутрь, другой — фарами наружу. На песке сложили шалашом большой костер, составили в пирамиды факелы — Антон вместе с Андреем и Игорем весь вечер их заправляли. По поляне носились дети, взрослые, чинно рассевшись на походных ковриках, разговаривали о своих делах, молились или читали. Кое-кто лег подремать до темноты — служба Пятидесятницы начиналась с заходом солнца.

Андрей

тоже читал — точнее, пытался: его принимали за доминиканца и поэтому то и дело дергали. На доминиканца его делали похожим белая рубашка катехумена и… слово «борода» было все-таки сильным преувеличением — но, с другой стороны, «щетина» уже не годилась. Энею это совершенно не шло, но он считался не с эстетикой, а с шоубордами, с которых мигал его портрет вкупе со слоганом «Разыскивается опасный террорист».

Игорю этот маневр не помог бы — старые и новые волосы слишком отличались друг от друга, только внимание бы привлекли. Данпил ограничился стрижкой.

Темнота сгустилась, и люди начали подниматься со своих мест. Поднялись и трое… друзей? Наверное, друзей.

Прозвенел маленький корабельный колокол, подвешенный к ветке.

— Тишина, — сказали где-то за головами. — Мы готовимся к богослужению Пятидесятницы, я прошу всех сосредоточиться.

Стоящие люди потеснились от центра, образовав посередине проход для шествия.

Девушка в сером платье взмахнула руками и запела, задавая хору тональность:

— Veni Creator Spiritus…

— Mentestuorum visita, — подхватил маленький мужской хор — Implesupena gratia quae tu creasti pectoral… [93]

Двое священников, епископ из Зборова, четверо семинаристов, которым предстояло быть рукоположенными сегодня, Костя (он заметил их и чуть кивнул) и мальчишки-министранты с кадилом, Евангелием, хлебом и вином, свечами, потиром, дискосом и несколькими дароносицами. Все священники и семинаристы были в белых орнатах, все с пылающими факелами в руках.

93

О, Сотворитель Дух, приди

И души верных посети,

Дай смертным неба благодать,

Чтоб сотворенное спасти (лат.).

Окружив костер, священники и семинаристы поднесли факела к дровам — и пламя взвилось выше их голов, а горячий воздух заставил одежды трепетать как крылья. Брат Михаил взял из пирамиды несколько факелов и поднес их к костру, а потом начал передавать в толпу, от факелов зажигали фонарики и свечи — и скоро вся поляна расцвела огнями. Какая-то женщина сунула по свечке троим новичкам и растворилась в толпе раньше, чем они успели сказать «спасибо».

И Антона унесло совершенно. При свете живого огня, при звуках тысячелетнего торжественного гимна он вдруг ощутил, как плавятся границы времени.

Как во сне он слушал Литургию Слова; как во сне видел хиротонию, совершенную епископом над четырьмя семинаристами, — не мог же он в реальности увидеть эту цепочку рук, возлагаемых на головы священников от первых дней, от Петра и Павла до этой самой ночи. И когда отец Януш, выйдя перед рядом восьмерых священников, сказал, что обычно на Пятидесятницу взрослых не крестят, но сегодня особый случай, он никак это не применил к себе, забыл. Но Игорь чуть толкнул

его локтем в бок:

— Это по нашу душу. Поднимайся.

Ось вони, молодi агнцi! Ось вони, що заспiвали «Аллiлуйя!» Прийшли до струменя свiтла, З джерела Бога напились — Аллiлуйя! Аллiлуйя! [94]

«Это нам? — подумал Антон, оглядываясь. — Это о нас?»

Он мотнул головой, чтобы прогнать величественное и страшное видение, открывшееся на секунду: сонм людей в белых одеждах, идущий босиком по огненно-красным, раскаленным волнам стеклянного моря.

94

Вот они, молодые агнцы.

Вот они, запевшие «Аллилуйя».

Пришли к потоку света,

из источника Бога напились.

Алилуйя, Алилуйя! (укр.)

(Здесь и далее: Пасхальный гимн.).

Конечно, никакого моря не было — маленький, выкопанный в песке, выложенный пластиком бассейн, который Антон и Андрей сами же и готовили, отражал свет факелов.

— Боишься немножко? — шепнул Антону на ухо отец Роман. Мальчик кивнул. — Правильно.

Отец Януш принял из рук министранта требник и начал задавать вопросы: веруешь ли в единого Бога?.. Отрекаешься ли от Сатаны и его дел?..

— Верую, — повторял вместе с ребятами Антон и слышал, как люди за его спиной повторяют свои крестильные обеты, — верую, верую… отрекаюсь… отрекаюсь…

Наконец отец Януш жестом позвал его к озеру. Первым. Что? Я? — молча изумился Антон. Почему я? Но отец Роман уже слегка подтолкнул его в спину. Антон подошел к воде и шагнул в воду.

Вода оказалась теплой. Ну да, его же принимали, а не отталкивали… А что до холода и рыцарских бдений, то вокруг лежал такой мир, что ничего уже не нужно было выдумывать сверх.

Шалаш костра уже распался, и пламя осело в обугленные бревна. Ночной ветер прохватил холодом. Протянув руки, мальчик дал с себя стащить мокрую футболку, нырнул в бесформенную белую рубаху, поданную отцом Романом, и подставил голову, чтобы получить на шею крест. Брат Михаил набросил на плечи еще и тонкое одеяло — тоже белое, и, на взгляд Антона, совершенно лишнее.

Следующим «во имя Отца и Сына и Святого Духа» трижды нырнул Эней. За ним — Игорь. Все по очереди угодили в объятия отца Романа и Кости. А потом просто-таки «пошли по рукам».

…Потом как-то незаметно все улеглось, троих новоокрещенных усадили на «пенку» в первом ряду. Епископ поднял руки над приготовленными на алтаре хлебом и вином:

— Молiться, брати та сестри, щоби мою и вашу жертву прийняв Господь…

— Нехай Господь прийме жертву з рук твоiх… [95] — ответила поляна.

95

— Молитесь, братья и сестры, чтобы мою и вашу жертву принял Бог Отец всемогущий…

— Да примет Господь жертву из рук твоих… (укр.).