Мир Приключений 1955 г. №1
Шрифт:
Несколько раз Андрей Васильевич взглядывал на часы, чувствуя, что беседа затянулась. Доложив, что Крайнева отправили с аэродрома в партизанский госпиталь, Сердюк замолк. Некоторое время молчали оба. Андрей Васильевич осмотрелся. Карты, задернутые шторами, живо напомнили ему помещение заставы.
— Юлию Тихоновну жаль очень, — скорбно произнес руководитель партизанского движения, нарушив молчание. — Не забудьте заполнить наградные листы на отличившихся товарищей. Пырина наградим посмертно.
Сердюк считал, что группа очень мало сделала. Сознание этого
— Будьте особенно бдительными сейчас, — услышал Сердюк предупреждение. — Гитлеровцы пускаются на всевозможные провокации. В партизанские отряды забрасывают листовки, якобы от имени командующего армией прорыва, в которых призывают партизан не заниматься мелкими операциями, а накапливать силы, объединяться в крупные отряды и ждать сигнала для единовременного выступления. Смотрите в оба. Проверяйте людей в группе, воспитывайте в них чувство бдительности. Какие склады расположены на территории завода?
— Боеприпасы и продовольствие.
— Оружие есть?
— Есть, но какое, нами еще не установлено.
— Зря. Нужно установить.
«Для чего это нужно?» — подумал Сердюк, но ничего не спросил.
Руководитель партизанского движения поднялся из-за стола, подошел к окну и долго смотрел на улицу. Потом сел в кресло против Сердюка.
— Даю вам ответственнейшее задание, — сказал он. Необходимо спасти завод от уничтожения гитлеровцами при отступлении.
— Как же сделать это? — невольно вырвалось у Сердюка.
— Это должны были бы подсказать мне вы. Вам на месте виднее.
По выражению лица подпольщика было ясно, что он озадачен.
— К моменту подхода наших войск, по вашему плану, в подземном хозяйстве будут прятаться от угона в Германию сотни рабочих, то-есть они будут находиться на территории завода. Оружие находится тоже на заводской территории…
Сердюк с досадой хлопнул себя по лбу:
— Понял, понял! Больше не говорите ни слова. Всё ясно. Как я сам… — Краска смущения залила его лицо.
— Пока будете заполнять наградные листы, — сказал руководитель партизанского движения, — я приму нескольких товарищей, а потом мы с вами поедем ко мне обедать. У меня сегодня вареники со сметаной, а в вашем хозяйстве их наверняка не бывает. Да и в ресторане не подадут.
Глава шестая
В 1936 году Сердюк с группой рабочих Донбасса летел в Москву на совещание стахановцев. Это был первый полет в его жизни. Люди долго собирались в обкоме партии — запаздывали мариупольцы — и вылетели только ночью. Сердюк, не отрываясь, смотрел в окно. Под ним медленно плыла Донецкая степь, залитая огнями городов, заводов, шахтных поселков, и с высоты казалось, что в этой степи нет незаселенных мест.
Хитрила здесь природа, спрятав под скучным, однообразным покровом величайшие богатства, но человек разгадал тайну земли, стал извлекать из её недр и каменный уголь и самый необычайный металл, верткий, как живое существо: ртуть.
Сердюк любовался световыми
А теперь, когда Андрей Васильевич, возвращаясь из Москвы, летел с партизанского аэродрома и пилот прокричал, что под ними Донбасс, он глянул вниз и не узнал своего края. Ни зарева городов, ни отблеска пламени заводов всё черно, как в глубокой яме.
— Готовьтесь! — крикнул пилот, и Сердюк вылез на крыло, крепко держась за борт самолета, чтобы не сдула воздушная струя.
Странная робость овладела им. Он многое испытал в жизни: сидел в засаде на границе, хватал голыми руками вооруженного до зубов врага, стремясь живьем доставить его на заставу, вступал в неравный бой с нарушителями границы, а вот прыгать с самолета приходилось в первый раз.
По команде летчика Сердюк упал в пустоту и, отсчитав семь, рванул кольцо. Он ощутил толчок, закачался на стропах парашюта и сразу поджал ноги, готовясь к приземлению. Но оно наступило много позже и совсем не в тот момент, когда ожидал. Земля толкнула его, словно сама летела навстречу, и он упал на бок, больно ударив руку.
Андрей Васильевич не сориентировался, где он находился, даже когда рассвело. Одно было ясно: он на донецкой земле.
Кругом, куда ни глянь, маячили черные остроконечные терриконы, в мглистой дымке утра тонули шахтные поселки.
Только на вторые сутки добрался Сердюк до своего города, переночевал в заброшенной штольне и уже глубокой ночью нырнул, как в нору, в сводчатое отверстие канала.
В водосборнике его встретили темнота и молчание. Стало жутко. Что с Валентиной и Павлом? Не могли же они уйти на поверхность! А может быть, их уже схватили и его здесь ожидает засада?
Сердюк спустил предохранитель пистолета и тотчас услышал, как в темноте что-то щелкнуло — не то взведенный курок, не то спущенный предохранитель. Он попятился к выходу.
В тот же миг яркий свет электрического фонарика ударил в лицо, и Андрей Васильевич услышал радостный возглас Вали. Она бросилась к нему, повисла на шее:
— Что с Сережей?
— Жив Сергей. Гангрены не обнаружено. Осто… Остеомиэлит. Ну, в общем, воспаление. Отправили его в Свердловск, в госпиталь.
— Ой, Андрей Васильевич! — только и вымолвила Теплова и заплакала от радости.
Сердюк успокаивал:
— Ну, поплачьте, поплачьте, Валя. Это счастье, что всё так обернулось. В партизанском госпитале — лучшие врачи.
Он взял фонарик и стал рассматривать лицо Вали. Желтое, как воск, у губ собрались морщинки, но глаза сияли.
— А где Павел? — спросил Сердюк.
— Пошел мать проведать. До того извелась женщина… Записке не поверила. Павел писал ночью, и она не узнала его почерка. Пришлось нарушить ваш запрет. — Валя задумалась. — Скоро год, как моя мама умерла, с тоской сказала она. — С тех пор как я сюда забралась, и на могилке не была. Дождемся наших сразу побегу. Хочется мне там сирень посадить. Любила её мама больше всех цветов… И попросила: — Ну, рассказывайте, Андрей Васильевич, всё по порядку.