Мир приключений 1957 г. № 3.
Шрифт:
— Да, — внезапно осипнув и потеряв свой роскошный бас, произнесла Лютеция Гавриловна. Она распахнула дверь и прохрипела сразу на трех языках: — Силь ву плэ! Битте! Плииз!..
Кортец протиснулся в дверь, поцеловал пахнущую детским мылом генеральскую длань Лютеции и отрекомендовался:
— Педро Хорхе Кортец! А это мой молодой друг, Жак Бодуэн.
Джейк Бельский приложился к руке Лютеции и, поморгав, сказал:
— Я счастлив с вами познакомиться, мадам…
— Моя
На Лирику страшно было смотреть. Ее почти не имеющая точных очертаний фигура была облачена в шелковое платье цвета багрового и тревожного, как пожар. Парижская горничная Кортеца Мадлен со своими ресницами и огненными губами могла бы показаться рядом с ней простой пастушкой. Рыжие и жесткие космы Лирики были взвихрены и торчали, как наэлектризованные; натертые ладошками щеки пылали; подведенные глаза метали молнии, а высокоподтянутый бюст колыхался и наступал, как девятый вал на картине Айвазовского. Она была, пожалуй, похожа на жену подлинного Лжедимитрия — Марину Мнишек, которую после расправы с самозванцем изрядно потрепала толпа восставших.
Через несколько минут все освоились и завязался «светский разговор». Гости учтиво восхищались красивыми домами новой, социалистической Москвы, а хозяев больше интересовал старый, капиталистический Париж.
— Правда ли, мсье Кортец, что в Париже американские офицеры среди бела дня похищают девушек? — спросила Лирика.
— Увы, это так, мадам, — с грустью ответил «потомок великого конквистадора». — Но только не всех похищают, а… некоторых. И не днем, а ночью.
Мадам уже поставила на стол кофе, булочки, масло, зернистую икру…
В глазах Кортеца при виде икры появился плотоядный огонек.
— Икра! Зернистая!.. Жак, вы когда-нибудь видели живую сказку? — спросил он.
— Нет, — чистосердечно сознался Джейк.
В этот момент в передней щелкнул замок, и в квартиру ворвался Тараканцев. Он именно ворвался, а не вошел. Сообщение жены о том, что к нему в дом направляются какие-то иностранцы, всполошило Лжедимитрия так сильно, что он первый раз в жизни дезертировал с совещания…
Тараканцев бросил шляпу и, протирая окуляры, оправленные золотом, вошел в комнату.
Гости встали.
— Мсье Кортец и мсье Бодуэн!.. — торжественно представила гостей Лирика. — Они ждут тебя, Дмитрий.
Иностранцы поклонились и пожали руку сильно встревоженному хозяину.
— Очень приятно… очень приятно… — забормотал Лжедимитрий, обшаривая неожиданных гостей своими бегающими, рысьими глазами. — Прошу садиться… Чем обязан, господа?
Кортец засмеялся:
— Нет, я вижу, что вы меня не узнаете, товарищ Тараканцев, — сказал он и печально покачал головой. — Да и как узнать! Двадцать лет не видались… Я постарел, растолстел.
— Позвольте! — наморщив лоб, сказал Тараканцев. — Кортец? Агент антикварного треста?!
— Увы, это я, Дмитрий Петрович… Торгсин. Кое-какие картины… Коптское евангелие…
— Как же, конечно, помню! — без всякого восторга произнес Тараканцев. — Педро Хорхе Кортец?
— Совершенно верно! У вас феноменальная память на имена… А это мой юный друг, такой же вольный турист, как и я, Жак Бодуэн.
Джейк поклонился.
— Очень приятно, — сказал замороженным голосом Тараканцев. — Я могу быть вам чем-нибудь полезен, господа?
— Мне очень неприятно вас беспокоить, Дмитрий Петрович, — сладко начал Кортец, — но мой друг, Жак Бодуэн, сын состоятельных родителей, изучает древнее восточное искусство. Ему нужно побывать в некоторых ваших музеях…
У Тараканцева отлегло, он успокоился и с любопытством посмотрел на «Жака Бодуэна». Тот заискивающе моргал и глядел на Лжедимитрия с детской просительной улыбкой.
— Конечно! Пожалуйста! Для туристов у нас везде открыты двери, — сказал Тараканцев в, подтверждая свои слова жестом, широко развел руками.
— Пользуясь давним знакомством с вами, Дмитрий Петрович, я хотел просить вас, чтобы вы посоветовали, наметили мсье Бодуэну маршрут, — сказал Кортец и, оглянувшись на дам, добавил виноватым тоном: — Впрочем, боюсь, что это будет разговор скучный и утомительный для наших прекрасных Дам.
Практичная Лютеция Гавриловна сразу сообразила, что парижские гости явились не за музейными советами, а по какому-то более важному делу.
— Рика, дорогая! Я давно собираюсь показать тебе кружева, которые подарил мне граф Фридрих Мария… — нежно пробасила она и, взяв за руку свою недогадливую дочь, увлекла ее в соседнюю комнату.
ДВА НЕИЗВЕСТНЫХ ПОРТРЕТА
— Мы с вами, Дмитрий Петрович, беседуем уже полчаса и никак не можем договориться, — печально склонив голову набок, сказал Кортец.
Тараканцев нервно забарабанил пальцами по столу:
— И никогда не договоримся, господин Кортец. Я ничем не могу помочь вам. Никакие ваши гонорары мне не нужны. А раскопки производить в нашем монастыре вряд ли кто вам разрешит. Даже на концессионных началах.
Кортец остановился у подоконника и сосредоточил свое внимание на каком-то ядовито-зеленом кактусе, похожем на опухоль.
— Печально! — со вздохом сказал он, повернувшись к Тараканцеву. — У вас здесь действительно что-то произошло, что-то изменилось.
— Да, мсье Кортец, времена Торгсина канули в вечность, — ухмыльнувшись в бороду, ответил Тараканцев. — Сейчас мы ведем культурный обмен с заграницей, но не продадим уже ни одного ценного произведения искусства.
— Дух времени изменился, — не то спросил, не то констатировал Кортец.
— Совершенно верно…
— Но я не верю, чтобы изменились люди, которые с легким сердцем меняли шедевры искусства на крупорушки, многозначительно глядя на Тараканцева, пророкотал Кортец.