Мир приключений 1962 г. №7
Шрифт:
— Не то говорили, хозяин, — хмуро сказал первый матрос.
— Не то? — удивился Нильсен. — А что же? — Матросы молчали. — Прошу вас запомнить, Оле и Христиан, что, если я вас уволю, ни один судовладелец на работу вас не возьмет. Понятно?
— Понятно, — хмуро ответили Оле и Христиан.
— Господин капитан, — резко сказал Фома Тимофеевич, — что случилось?
— Я вынужден, капитан Коновалов, — резко сказал Нильсен, — взять у вас горючее, которое вам не нужно и без которого я не могу дойти до материка.
— Я не возражаю, чтобы вы взяли горючее, — сказал Фома
— Я уже говорил, — пожал плечами Нильсен, — что это невозможно. У меня протухнет рыба.
— Всякий моряк, — сказал наш капитан, — обязан спасти моряка, терпящего бедствие, а у нас дети и женщина.
— Вы богатый человек, капитан Коновалов, — сказал с издевкой Нильсен, — для вас полный трюм рыбы пустяк, а я человек бедный, я не могу бросаться деньгами.
Тут я увидел лицо Христиана. Странное напряжение было в его взгляде. Он не отрываясь смотрел на бот. Я обернулся. Фома торопливо шел по наклонной палубе к трапу. Еще несколько секунд — и он спустится в трюм. Но в это время раздался яростный крик Жгутова:
— А, черт! Смотрите!
Все повернулись к боту. Фома, поняв, что он замечен, заторопился. Но в несколько прыжков Жгутов добежал до бота, вспрыгнул на палубу — Фома уже опускался по трапу вниз — и, схватив Фому за шиворот, резким рывком поднял его и швырнул с бота.
— Смотрите, — повторял Жгутов, — с ножом. Шланг хотел перерезать. Хорошо, я его заметил, а? Каков?
Фома лежал на песке, с ненавистью глядя на Жгутова. Нож он выронил. Нож валялся у самого бота. Но зачем он нужен был теперь, этот нож?
Тут я увидел, что рядом со мной стоит Валька. Она напряженно слушает разговор, и глаза у нее испуганные и очень серьезные.
— Почему не на посту? — сказал я ей. — Ты понимаешь, что, может, сейчас корабль проходит! Может, он не знает, что мы пропали. Сигнала не будет, он и пройдет. А как сейчас кстати было бы!
Валька посмотрела на меня, но ничего не сказала.
— Все равно, горючее наше, — крикнул Фома, — и не имеете вы права его брать!
— О, — удивился Нильсен. — Молодой человек говорит о праве! Он не будет моряк, он будет адвокат.
— Значит, вы, капитан, — резко сказал Фома Тимофеевич, — увозите моего механика?
— Он попросил взять его на бот, — сказал Нильсен, пожимая плечами, — и я его беру.
— Норвежскому правительству, — сказал Фома Тимофеевич, — будет сообщено об этом разбое.
— Э, господин капитан, — протянул Нильсен, — когда это еще будет! Да и показания разойдутся. Вы будете говорить одно, мы будем говорить другое.
Капитаны стояли друг против друга, оба кипящие от ярости, красные, и с ненавистью друг на друга глядели. А по сторонам, образуя круг, стояли Оле и Христиан, мы с Фомой и Глафира. Валька куда-то исчезла. Она, очевидно, сообразила, что это не шутки — оставить пост и уйти.
Глафира сделала шаг вперед и остановилась перед Жгутовым.
— Ты что- же, — сказала она, — думаешь от ответа уйти? Собственными руками тебя задушу! — И она вцепилась обеими руками в горло Жгутова.
— Пусти, пусти, сейчас же! — прохрипел Жгутов. И,
— Оставь, Глафира, — сказал Фома Тимофеевич.
— Вы, Фома Тимофеевич, — сказала Глафира, схватив Жгутова за плечи, — можете сколько угодно с этим иностранцем дипломатничать, а я обыкновенная женщина, и он, по-моему, обыкновенный разбойник. И чтоб я этому негодяю, — и она так затрясла Жгутова, что голова его стала болтаться из стороны в сторону, — позволила от наказанья уйти, а этому негодяю, — она кивнула на Нильсена, — наше горючее взять? Да ни в жизнь не позволю!
— Господин капитан, — умолял Жгутов, — она задушит меня.
— Уймите ее, капитан Коновалов, — сказал Нильсен.
— Она частное лицо, — пожав плечами, сказал Фома Тимофеевич, — что желает, то и говорит.
Капитан Нильсен разъярился ужасно.
— Довольно шутки шутить! — крикнул он. — Пусти его, слышишь? — И он с силой схватил Глафиру за руку.
— Все равно не пущу! — кричала Глафира. — Что хотите делайте.
Я услышал Валькин голос. Она что-то кричала. Я подумал, не судно ли появилось. Я посмотрел наверх, но Вальки у флага не было. Я огляделся. Валька была на палубе бота. Она прыгала там от возбуждения и кричала:
— Слушайте, слушайте, не надо ссориться! Тетя Глаша, пустите его!
Конечно, никто ее не слушал. Слишком серьезная была ссора, чтоб ее можно было прекратить уговорами девчонки.
Капитан Нильсен старался оторвать от Жгутова руки Глафиры. Капитан Коновалов подошел к нему и положил ему руку на плечо.
— Ну, ну, господин капитан, — сказал Фома Тимофеевич, — рукам воли не давайте.
Нильсен, очевидно, решил, что бороться с Глафирой — только время даром терять. Да, в конце концов, что ему было особенно беспокоиться о Жгутове? Пусть сам выпутывается, как желает. Поэтому он отпустил Глафиру и резко сказал своим матросам:
— Оле, Христиан, быстро бачок на бот, перекачать горючее — и на шлюпку. — Потом он повернулся к Фоме Тимофеевичу и резко сказал, глядя ему прямо в глаза: — А вы, капитан Коновалов, не командуйте здесь. Сейчас командую я. Мне нужно горючее, и я его получу.
— Послушайте, послушайте, — бесновалась на боте Валька, — не надо ссориться. Фома Тимофеевич, подождите, послушайте.
— Это земля советская, — резко сказал капитан Коновалов, — и здесь командую я!
— Ну, — усмехнулся Нильсен, — пока ваши сюда придут, мы уже давно будем в Вардэ, и командовать сейчас буду я. У меня четверо здоровых мужчин и еще кое-что.
Он отогнул пиджак и вытащил из висящей на поясе кобуры черный большой пистолет.
Наступила долгая пауза. Глафира отпустила Жгутова, Фома Тимофеевич стоял неподвижно, быстро обдумывая положение. Да, положение изменилось. Раньше была подлость, кража, сейчас могла произойти трагедия. Мертвая была тишина, и в этой тишине раздался опять надоедливый, раздражающий крик Вальки:
— Ой, да что вы! Вот несчастье! Вы меня, меня послушайте!
— Быстро качать горючее! — рявкнул Нильсен на матросов. — Чего вы дожидаетесь? Быстро, ну!