Мир приключений 1969 г.
Шрифт:
— То не есть правда. Я есть честный человек... Я хочу помогать партизан...
— Хорошо! Посмотрим, как у тебя это получится. — Мурзин убрал в кобуру пистолет, уселся в кресло. Степанов и около десятка партизан встали рядом. — Так вот, господин Попежик. Сейчас ты пойдешь к телефону и позвонишь в полицию города Фриштак. Скажешь, что к тебе в имение зашли два раненых партизана и нужно срочно приехать, чтобы захватить их врасплох. Понял?
Попежик растерянно озирался по сторонам.
— Ну, ну, решайся. Где у тебя телефон?
— Телефон там... Во дворе... В другом помещении...
—
Когда Журавлев и Арзамасцев увели Попежика из спальни, Мурзин обратился к Степанову:
— А сейчас давай-ка расставляй народ. Надо же с почестями встретить господ жандармов.
Через несколько минут в спальне остался Мурзин с двумя партизанами. Вскоре вернулся Попежик в сопровождении Арзамасцева и Журавлева.
— Пан велитель! — обратился он к Мурзину еще с порога. — Сейчас приедут. Будут здесь через полчаса. Вы спрячьтесь в соседних комнатах, а я пойду их встречать к воротам...
— Нет, Попежик. Не будет по-твоему. Раз нам оказана такая честь, мы сами встретим жандармов. Вы, — обратился Мурзин к Журавлеву и Арзамасцеву, — оставайтесь с ним здесь, а мы пойдем встречать гостей.
Четверых партизан Степанов поставил возле ворот. Несколько человек осталось в темном коридоре. А сам Степанов вместе с Мурзиным и остальными разместились возле окна, чтобы схватить жандармов живыми, когда они войдут в кабинет.
Вскоре на дороге к имению засветились фары легкового автомобиля. Выхватывая из темноты кружащиеся снежинки, лучи света приближались к воротам усадьбы. Наконец машина остановилась возле самых ворот, фары потухли, и вместе с темнотой на землю опустилась напряженная тишина. Четыре темных фигуры направились через двор к флигелю.
Неожиданно у входа в дом раздался чей-то возглас на немецком языке и началась свалка. Мурзин, Степанов, а за ними и остальные партизаны бросились опрометью из кабинета на улицу. Степанов с ходу кинулся на здоровенного фашиста, пытавшегося вытащить из кобуры пистолет. Через мгновение тот лежал на снегу, а Степанов, усевшись на нем верхом, закручивал ему руки за спину. С остальными тремя тоже справились без единого выстрела.
Оторопевших жандармов привели в кабинет помещика. Из соседней комнаты ввели перепуганного хозяина. Жандармский офицер со связанными позади руками стал истошно кричать на трясущегося Попежика. Он ругал его то на немецком, то на чешском языке и все норовил высвободить руки.
— Ну ладно! Хватит! — прервал его Мурзин и стукнул рукояткой пистолета по письменному столу.
Офицер умолк, презрительно оглядел партизан. Фуражку он потерял во время борьбы, белесые волосы его были взлохмачены. Из-под густых нависших бровей сверкали ненавистью голубые глаза.
— Настоящий ариец! — спокойно проговорил Мурзин.
— Партизан! Бандит! Капут!! — выкрикнул тот. Слезы бессильной ярости стремительно покатились по его гладко выбритым щекам к подбородку.
— Юра! С этим все ясно, — сказал Степанов и, подняв пистолет, выстрелил в грудь фашиста.
Трое других жандармов, молча наблюдавшие эту сцену, словно по команде, упали на колени
— Я есть только шофер машина! — неустанно твердил один из них.
А жандарм со знаками сержанта на погонах так рьяно плюхнулся на колени, что не удержал равновесия и, ткнувшись лицом в дощатый пол, в кровь разбил себе нос. Руки его были связаны за спиной, и партизанам пришлось поднимать его с пола.
У Мурзина вдруг зародился дерзкий план.
— Слушай, Иван, подойди-ка сюда, — позвал он Степанова. — А что, если нам с их помощью прорваться в здание жандармерии? Сейчас ночь. Там могут быть только дежурные, остальные спят.
— Что ж, дело говоришь, — согласился Степанов.
Он повернулся к сержанту немецкой жандармерии, из нога которого все еще капала кровь, и приказал ему следовать в соседнюю комнату. Тот испуганно втянул голову в плечи, покорно побрел к двери.
Мурзин пошел за ними.
Оказавшись в спальне помещика, немец начал молить Степанова сохранить ему жизнь. Степанов молча развязал ему руки и лишь потом объяснил, что партизаны оставят его в живых, если он проведет их в помещение жандармского участка.
Сержант согласно кивнул головой. Достав из кармана платок, он приложил его к носу.
...А через двадцать минут от ворот помещичьего имения отъехал легковой автомобиль немецкой жандармерии города Фриштак. За рулем, переодетый в форму жандарма, сидел Костя Арзамасцев. Рядом с ним ерзал на сиденье пленный жандармский сержант. Позади восседали Мурзин и Степанов, причем Степанов напялил на себя шинель и фуражку расстрелянного жандармского офицера. Вслед за ними со двора имения выехал небольшой автобус, реквизированный у помещика, в котором разместились остальные партизаны.
Около двух часов ночи оба автомобиля въехали в спящий город, миновали несколько пустынных улиц и остановились неподалеку от жандармского участка. Выбравшись из машин, партизаны построились в колонну по три. Под руководством Степанова и пленного сержанта подошли они к будке караульного.
Завидев жандармского офицера и сержанта, караульный собрался было докладывать, но тут же выскочивший из строя Журавлев сбил его с ног, а чех Карел проворно засунул в рот фашиста кляп. Теперь путь был свободен. Партизаны ворвались в помещение, где жили жандармы. Разбуженные шумом, жандармы вскакивали с постелей, растерянно метались по комнатам, кричали, ругались, некоторые становились на колени и плакали, глядя на черные дула направленных на них автоматов.
Неожиданно пленный сержант, находившийся возле Мурзина, закричал: «К бою!» — и вцепился Мурзину в горло. В тот же момент Михаил Журавлев стукнул сержанта прикладом по голове. Разжав пальцы, фашист плюхнулся на пол. Несколько жандармов, попытавшихся броситься к пирамиде с оружием, упали, сраженные автоматной очередью, выпущенной Степановым. Остальные партизаны тоже открыли уничтожающий огонь по жандармам.
За одну-две минуты с гитлеровцами было покончено. Забрав около тридцати винтовок, десяток автоматов и несколько ящиков патронов, прихватив с собой секретные документы жандармерии, партизаны покинули участок и на тех же машинах благополучно выбрались из города.