Мир приключений 1971 г.
Шрифт:
Капитан наконец начал почти бессознательно водить пером, и диктовка продолжалась:
— “С чувством стыда и искреннего раскаяния обращаюсь к вам после оскорбительных явлений вчерашнего вечера. Наш м-р Геррик покинул судно и несомненно сообщил вам содержание наших надежд. Нечего и говорить, мы их больше не питаем: судьба объявила нам войну, и мы склоняем голову. Уважая ваше полное право мне не доверять, я не осмеливаюсь надеяться на одолжение личной встречи, но, чтобы положить конец позиции, равномерно неприятной для всех, я уполномочил моего друга и компаньона м-ра Джи Эл Хьюиша изложить вам мои предположения, которые благодаря скромности заслуживают вашего всестороннего внимания. М-р Джи Эл Хьюиш полностью обезоружен и — клянусь
Джон Дэвис”.
Хьюиш, посмеиваясь, перечел письмо с невинной радостью дилетанта, сложил его, потом развернул несколько раз и снова сложил, желая продлить удовольствие. Тем временем Дэвис сидел неподвижно, мрачно насупившись.
Неожиданно он вскочил. Казалось, он совершенно потерял голову.
— Нет! — завопил он. — Нет, невозможно! Это уже слишком, нам не избежать проклятия. Бог такого ни за что не простит!
— Не простит — и не надо, — возразил Хьюиш пронзительным от гнева голосом. — Вы уже давным-давно прокляты за “Морского скитальца”, сами говорили. Ну, так будете прокляты еще разок, и заткнитесь!
Капитан посмотрел на него потухшим взглядом.
— Нет, — умолял он, — не надо, дружище! Не делайте этого.
— Ладно, — оборвал его Хьюиш. — Говорю вам в последний раз. Хотите — идите, хотите — оставайтесь. Я все равно отправлюсь туда, чтобы плеснуть этому гаду в глаза серной кислоты. Останетесь здесь — я пойду один. Черномазые, наверно, меня прихлопнут, вот тогда будете знать! Но так или иначе, а я больше не желаю слушать ваше идиотское слюнявое нытье, зарубите это себе на носу!
Капитан выслушал все молча, только мигнул и с усилием глотнул. Голос памяти призрачным эхом повторил ему то, что сам он когда-то, казалось сто лет назад, говорил Геррику.
— Ну, давайте сюда ваш револьвер! — скомандовал Хьюиш. — Я сам проверю, чтоб все было в порядке. Помните — шесть выстрелов, и ни одного зря.
Капитан замедленным движением, как в кошмарном сне, выложил револьвер на стол. Хьюиш протер патроны и смазал барабан.
Время близилось к полудню, не было ни малейшего ветерка, жара сделалась почти невыносимой, когда эти двое появились на палубе, послали в шлюпку гребцов, а потом заняли свои места. Белая рубаха на конце весла служила флагом перемирия, и по их приказанию матросы, дабы шлюпку успели заметить с берега, принялись грести необычайно медленно.
Раскаленный остров трепетал перед их глазами; многочисленные медно-красные солнца, не больше шестипенсовиков, плясали на поверхности лагуны и слепили их. От песка, от воды, даже от шлюпки исходил нестерпимо яркий блеск. Но оттого, что вдаль они могли глядеть только сильно прищурившись, изобилие света словно превратилось в зловещую предгрозовую тьму.
Капитан взялся за это страшное дело по разным причинам, но менее всего движимый желанием, чтобы экспедиция завершилась успешно. Суеверию подвластны все люди, а такими невежественными, грубыми натурами, как капитан Дэвис, оно правит безраздельно. На убийство он был готов, но ужас перед снадобьем в пузырьке затмевал все, и ему казалось, что рвутся последние нити, связывающие его с богом. Шлюпка несла его навстречу проклятию, осуждению навечно; он покорился и молча прощался с тем лучшим, что в нем было.
Хьюиш, сидевший рядом, пребывал, однако, в весьма приподнятом настроении, которое отчасти было напускным. Как ни был он храбр, мы бы сказали — храбростью мелкого хищника, ему все время требовалось подбадривать себя интонациями собственного голоса, оскорблять все, достойное уважения, бросать вызов всему значительному, требовалось лезть вон из кожи, чтобы переродить ирода в какой-то отчаянной браваде перед самим собой.
— Ну и жарища, мать честная! — говорил он. — Адова жарища. Ничего себе, подходящий денек, чтобы окочуриться! Слушайте, ведь чертовски забавно
— Заткнитесь! — ответил капитан.
— Нет, я правда хочу знать, — настаивал Хьюиш, — это для нас с вами очень важно, старина. Практическое руководство к действию. Нас с вами через десять минут могут укокошить: одного отправят в рай, другого в ад. Вот отменная будет шутка, если вы возьмете и вынырнете с улыбочкой из-за облаков, и ангел вас встретит с бутылкой виски с содовой под крылышком. “Хэлло, — говорите вы, — давайте ее сюда, я с удовольствием”.
Капитан застонал. Пока Хьюиш храбрился и кривлялся, спутник его был погружен в молитву. О чем он молился? Бог знает. Однако из глубины его противоречивой, неразумной, взбудораженной души — потоком изливалась молитва, несуразная, как он сам, но прямая и суровая, как смерть, как приговор.
— “Ты видишь мя, господи…” — продолжал Хьюиш. — Помнится, так было написано в моей Библии. И Библию помню, все-то там про Аминадава [25] и прочих людишек. Да, господи! — обратился он к небу. — Сейчас у тебя глаза на лоб полезут, обещаю тебе!
Капитан рванулся к нему.
— Без богохульства! — закричал он. — Я не потерплю богохульства у себя в шлюпке!
— Ладно, кэп, — отозвался Хьюиш. — Как вам угодно. Какую закажете новую тему: дождемер, громоотвод или музыкальные стаканы? Любой разговор наготове: суньте монету в щель и… Эй! Вон они! — закричал он вдруг. — Ну, теперь или никогда! Что он, стрелять, что ли, собирается?
25
Библия, I книга Царств.
И плюгавенький Хьюиш выпрямился, принял настороженную лихую позу и вперил взгляд в противника.
Но капитан приподнялся, и глаза его вылезли из орбит.
— Что это такое? — воскликнул он.
— Где? — вопросил Хьюиш.
— Вон те анафемские штуки, — запинаясь, проговорил капитан.
На берегу и в самом деле возникло что-то странное. Из рощи позади корабельной статуи показались Геррик и Этуотер, вооруженные винчестерами, а по обе стороны от них солнце сверкало на двух металлических предметах. Они занимали место голов га туловищах загадочных существ, которые передвигались, как люди, но лиц у них не было. Дэвису в его взвинченном состоянии почудилось, будто его мистические опасения стали явью, и Тофет [26] изрыгает демонов.
26
Согласно Библии, место на юге Иерусалима, где приносили жертвы.
Но Хьюиш ни на минуту не был введен в заблуждение.
— Да это водолазные шлемы, олух вы этакий! Не видите, что ли?
— И впрямь шлемы, — выдохнул Дэвис. — А зачем? А-а, понимаю, вместо брони.
— А я что вам говорил? — сказал Хьюиш. — В точности Давид и Голиаф.
Два туземца (ибо именно они были наряжены в столь оригинальные доспехи) разошлись в стороны и потом улеглись в тени на крайних флангах. Даже теперь, когда загадка разъяснилась, Дэвис все еще в смятении не сводил глаз со шлемов, на которых играло солнце, на момент забыл, но потом опять с улыбкой облегчения вспомнил объяснение загадки.