Мир приключений 1974 г.
Шрифт:
Трофим принялся вручную подсасывать горючее. Плоховато, но получалось.
Попробовал завести мотор. Пошел. Держа дизель на малых оборотах, Трофим осторожно тронул машину вверх. Двинулась. Метр, другой… Характерное чихание голодного, задыхающегося без топлива двигателя — и стоп! Тишина. И скольжение обратно, к обрыву берега. Лазарев до отказа выжал тормоза, хотя понимал: помогает это мало, насколько хватит инерции у массы машины, настолько она и сползет.
Сползла, остановилась, пробив колею еще ближе к обрыву. Трофим вздохнул.
Покосившись на друга, Трофим подкачивал топливо вручную.
Окинув взглядом слабо освещенную подсветкой приборную доску, Попов постучал пальцем по стеклу циферблата показателя горючего:
— Бак пуст? Как же ты, а?
— Да есть горючее. Почти полбака.
— А тут — нули.
— Крутой откос. Назад откатилось. Вот и пули.
— Чего же не дозаправился? Положено.
— У тебя было время, у меня — нет. Обстановку, трассу изучал.
— А помощник?
— Петух-то? Вон он в снежке остывает. Сдрейфил. Есть от чего.
— Брось, — поморщился Трофим, хотя знал: прав Попов.
— Дозаправиться — десять минут, — ворчал Сашка. — Как же ты залетел?
— Не «как», а «почему».
Разговор с Сашкой успокоил Трофима, и Сашка явно понимал: болтовня эта нужна Лазареву, растерявшемуся на какое-то мгновение.
— Ну почему?
— Потерял ощущение машины. На секунду, на несколько. Не помню. Пошла она сама по себе, а я сам по себе. Понимаешь? Потерял с пей контакт.
— А теперь?
— Не знаю.
— Может, мне за рычаги сесть? А, Трош?
Лазарев только головой помотал.
Чуть пригнувшись, Сашка заглянул в лицо друга:
— Еще такая попыточка — гробанемся в озеро.
— Убирайся к черту! Я не звал тебя!
— Не ярись, командир. Не положено.
— Без тебя тошно… Напрямую подниматься? Или наискось по склону?..
Сашка вскинул брови и поморгал белесыми пушистыми ресницами:
— Наискось. Напрямую ты уже пробовал — сорвался.
— Верно. Наст я тут содрал. Заскребут траки, как мне по сердцу…
— Это точно. Как ты не дозаправился?
— Не снимай с меня кожуру. Ужо! Потом.
— Я ж не ножичком — «экономочкой», — хохотнул Сашка. — Знаешь, сколько я по первому году по кухне отнарядил? Картошки через мои руки прошло — вагон!
— Добро.
— Ничего себе «добро».
— Попробуем вылезти, говорю. — Трофим обхватил ладонями рукоятки фрикционов и несколько раз то сжимал, то разжимал пальцы, прилаживался ухватиться поудобнее, точно именно от этого зависело, удастся или нет выбраться им из ловушки глиняного оползня. — Вот что, Сашок, моральная поддержка — великая вещь, но займись-ка делом. Подкачивай все время топливо вручную.
— Само собой. — Попов с привычной небрежностью принял предложение, словно он-то его и высказал, добавив: — Направо подавай.
— Почему?
— Склон ровнее.
— Откуда знаешь? — продолжая
— А когда я козлом сверху прыгал, то приметил слева от тебя снежные горбы. Значит, там камни. Справа их нет. И язык оползня, если рассуждать логически, кончается здесь, где ты торчишь.
«Логически»… Ты бы попозже сказал, что вправо подавать надо.
— Вовремя сказано, командир, — мерно работая топливным насосом, проговорил Попов, и он снова, чуть пригнувшись, заглянул в глаза Трофиму: — Ну давай, давай! Не тяни, Троша!
— Дверцу открой.
— А…
— Открой!
— Да ну тебя!
— Черт! Ты вверх посмотри.
— Ну…
— Видишь, на дороге три фигуры, а не две.
— Ну…
— Двое — наши помощнички, а третий — посредник. Увидит он, что мы нарушили правила техники безопасности, и посчитает нас «убитыми» или потерпевшими катастрофу. Может, ты уйдешь?
— Нет, — резко ответил Сашка.
— Ты уверен, что наши помощники и без нас на одной машине выполнят задание?
— Выберемся.
— Я не ною.
— Давай пошли, — негромко сказал Попов.
Трофим опять дал мотору малые обороти и очень осторожно начал разворачивать бронетранспортер. Машина противно скребла гусеницами по камням, слушалась, но нехотя, будто через силу.
Во взгляде Сашки зажегся шалый огонек, и он работал с остервенением:
— Пошла, пошла, милая! Ну, еще, еще чуток!
Трофим действовал молча. Он упрямо сжал губы. Пальцы его впились в рукоятки фрикционов и точно слились с ними. К нему вернулось ощущение машины. Он сторожко чувствовал, как бьется ее сердце, иногда захлебываясь от пробившегося воздуха, и тогда ему казалось, будто и его собственное сердце замирает и работает не в лад. Он слышал скребущий звук траков по камням и как они проскальзывали по голышам на крутизне, и вздрагивание машины при этом и дрожь передавались ему. Он видел в смотровое стекло, с каким невероятным трудом бронетранспортер отвоевывал у кручи сантиметр за сантиметром, и ему представлялось, что не машина, а он сам, напрягая последние силы, задыхаясь и соскальзывая, преодолевает предательски скользкий и коварный от размягшей глины, спрятавшихся камней склон.
Наконец Лазареву все-таки удалось повести машину наискось по круче, придав бронетранспортеру более устойчивое положение.
— Ну! Ну! Вывози, родимая! — все азартнее орал Сашка.
Когда они повели бронетранспортер наискось по круче, подача горючего улучшилась. Но Сашка не перестал его подкачивать вручную. На всякий случай. Остановка была бы равносильна не просто «поражению», не только возможным юзом сползшей в озеро машины, но и гибелью Сашки. Прыгать в открытую дверцу — бессмысленно. Попов попал бы под гусеницы и его бы столкнула в озеро сама машина. А Лазарев не оставил бы друга до последней секунды. Они не говорили об этом. Все было ясно без слов.