«Мир Приключений» 1977 (№22)
Шрифт:
Над маминой головой закричали чайки. Она вздрогнула, и мираж пропал. Перед ней лежала сухая, выжженная солнцем земля, израненная раскопами. Сухие пучки бессмертников, шары перекати-поля, смешная голова в детской панамке, торчащая из раскопа, мотыги, лопаты. И маме стало больно оттого, что нет уже давно этого города и не приходят сюда большие корабли.
Как это все-таки ужасно, что может исчезнуть с лица земли бесследно целый город, тысячи людей! Сколько всего эти люди сделали! А мы находим жалкие осколки амфор или пифосов и приходим от этого
Почему нельзя было, чтоб весь город остался! Чтоб все осталось, а не только жалкое кладбище черепков. Что же случилось с городом и с людьми, которые в нем жили?
Но вот пришел такой день, когда и мирная работа и раздумья — все прервалось в одну минуту. 22–е нюня. Как много произошло за один день… Как все перевернулось в жизни…
В то утро археологи разбирали находки, сортировали, чистили их, разложили их на столах, снова и снова вспоминали, где и как был найден каждый предмет. Вдруг издалека, со стороны города, раздалось завывание сирены — одна, другая… К вою сирен прибавились прерывистые гудки. Все выскочили в палисадник. Новость услышали от мальчишек. Они мчались, поднимая тучи пыли, и кричали: «Война! Война!» И еще было непонятно — игра это или всерьез.
Потом начальник экспедиции вернулся из сельсовета. Археологи узнали, что сегодня ночью германские войска перешли советскую границу. Первая мысль — скорей в Ленинград, бежать брать билеты на поезд. Но никто и не собирался никуда бежать.
Мама вернулась в комнату и увидела, что вся экспедиция взялась упаковывать находки. Мама стояла на пороге и смотрела, как бережно женщины заворачивали каждую амфору, что там — амфору, каждый осколочек амфоры, найденный ими, в свои кофточки, купальники, косынки (газет совсем не было). И это мама запомнила на всю жизнь.
И теперь, даже через столько лет, когда она рассказывает это мне, я слышу, как дрожит и срывается ее голос, а у меня закипают внутри слезы.
И она подумала: вот что такое настоящий археолог! Раскопать — полдела. Сохранить, уберечь, спасти, как своих детей. Сохранить то, что нашли, важнее, чем сохранить себя! И она начала упаковывать вместе со всеми…
Я не буду рассказывать, как мама и все археологи выбирались из Крыма. Тогда об этом надо писать целую отдельную книжку, скажу только, что часть находок они отправили почтой, часть взяли с собой. С собой брать все было рискованно: вдруг бы археологи погибли в дороге. А думали они не о себе, а только о том, чтоб доставить в целости находки в Эрмитаж.
И вот наконец они в родном Ленинграде, в родном Эрмитаже.
Непривычно пустые залы. Мирные хранительницы — старушки пробегают с противогазами. Приказ в служебном вестибюле, объявляющий благодарность составу штаба МПВО объекта. Это Эрмитаж-то «объект», а академик Орбели «начальник объекта»!
По ночам эрмитажники дежурили на крыше и ловили зажигалки, каждый день провожали на фронт кого-нибудь из товарищей.
Даже в эти дни мамин учитель Ростислав Васильевич не забыл о маме. Он расспрашивал, понравилась
Вся работа эрмитажников днем сейчас состояла в том, что они упаковывали. Могу себе представить, с каким чувством мама помогала упаковывать первые вещи. Раньше ведь она боялась дышать, стоя перед ними. Чихнуть в зале казалось святотатством. А теперь она должна брать в руки царицу всех на свете ваз — Кумскую вазу, и древние греческие амфоры, и многое другое. А если разобьешь! А если не так упакуешь и она разобьется в дороге! И я могу понять, когда мама говорит, что не могла унять дрожь в ногах и во всем теле, с трудом заставляла свои руки слушаться.
Но, оказывается, есть профессионалы в любом деле, и в упаковке тоже, и когда профессиональные упаковщицы с Ломоносовского фарфорового завода показали им порядок ловких, отработанных движений, все стали работать в десять раз быстрее.
На смену страху и неуверенности стала приходить усталость. По 14 часов подряд, а то и больше, стояли люди над ящиками и заворачивали. Наклонялись, укладывали, заворачивали, наклонялись, укладывали! Вот теперь эрмитажники узнали, как она болит — поясница!
Примерно в середине июля все сотрудники решили переселиться в Эрмитаж, чтобы не тратить время и силы на дорогу домой и обратно. Принесли из дома постели и самое необходимое, поставили раскладушки. Мама тоже думала переселиться, но ее держало дома одно дело. В первые дни после приезда из Крыма с ней произошел странный случай. И хоть шла война и все думали о самом главном — как скорей победить фашистов, все-таки эта история произвела на маму очень сильное впечатление. Из-за этой истории мама пока и жила дома.
Дело в том, что она получила при очень необычных обстоятельствах подарок, и подарок тоже очень необычный. Вернее, это не совсем подарок. Один человек отдал ей ценные для всей истории культуры находки. И отдал он их маме потому, что верил в нее. Он надеялся, что мама сумеет расследовать и донести до людей спрятанную тайну этих вещей. Люди всегда в нее верили. Вот и Ростислав Васильевич тоже. Кстати, она рассказала все Ростиславу Васильевичу, и он очень серьезно отнесся к ее рассказу и обещал, когда будет время, сообщить ей всякие интересные вещи, которые могут иметь отношение к этой тайне.
Это было на второй или на третий день после того, как мама вернулась в Ленинград из крымской экспедиции. Все сотрудники, и даже все профессора, и даже сам академик Орбели упаковывали эрмитажные ценности, чтоб скорее их эвакуировать. А вечером, еле живая, мама возвращалась к себе на Петроградскую сторону и, проглотив самый крохотный кусочек чего-нибудь, заваливалась спать. Утром надо было встать в 6 часов, чтобы успеть получить хлеб сразу, как откроют магазин, и бежать в Эрмитаж.