«Мир Приключений» 1977 (№22)
Шрифт:
— Все сказанное тобой верно. Но ведь тайника-то Дердеш тебе не показал.
Мы поскакали к юрте. На топот копыт выскочил заспанный Абдулла.
— Где Дердеш? — крикнул я, резко осаживая коня около него.
Абдулла спокойно сказал:
— Пошел за Осман-Саваем.
— Час от часу не легче, — нахмурился Галицкий.
— Абдулла, когда он обещал вернуться? — волновался я. — Когда?
— Вечером… — Абдулла глянул на меня удивленно, не понимая нашей тревоги. — Увидев много людей, Осман-Савай мог почуять недоброе.
Женщины пригласили нас пить
— Вон он! Топает к границе. Глянь-ка!
Я посмотрел. Далекая даже в бинокль фигурка Дердеша мелькнула средь зарослей и скрылась. Тропа усердно петляла на склоне, то приближаясь к перевалу, то уходя от него в сторону, и трудно было за несколько секунд разобраться, действительно ли человек, идущий по ней, направляется к границе или наоборот. Особенно если волнуешься.
До вечера еще оставалось время. Но вечер в горах наступает по-своему и быстро. Солнце коснулось правых зубчатых скал, образовавших ущелье. Длинные косые тени простерлись от деревьев и самого малого камня в сторону дна. На левом склоне тени переплелись густо, игра света стала беспорядочной, сбивала с толку. И когда я снова на несколько секунд различил фигурку Дердеша, мне и самому показалось, что он идет в сторону Кашгарии. А под рукой он нес какой-то куль. Его увидели все и без биноклей — полосатый халат на фоне бледной скалы.
— Так что ты думаешь предпринять, товарищ Исабаев? — спросили меня снова.
— Ждать.
— Сколько?
— Пока он не придет.
— С поклажей из сокровищницы Джаныбека?
— Вы же видели — женщины спокойны, Абдулла — спокоен…
— Пограничные секреты задержат его на перевале, — сказал Галицкий. — Услышим перестрелку, если Дердеш будет сопротивляться.
— Он нужен живым.
— Дердеш придет, — сказал я.
Солнце, словно истаивая на глазах, опускалось за горы правой стороны ущелья. Теперь уже не тени, а сумрак лился вниз. Сумерки окутали место, где мы стояли. Но противоположный склон еще был освещен. В вышине над ним пластались перистые ярко-белые облака. Затем они порозовели. И тогда со дна ущелья к вершинам противоположного склона стремительно рванулась тьма, снизу вверх. Тьма наполнила ущелье до краев. Лишь высокие облака, пунцовые, налитые закатом, сияли над черными зубьями. Но их свет в поднебесье, казалось, лишь сгущал темноту ущелья.
Сразу похолодало, и рыжий пар вырывался из конских ноздрей, когда застоявшиеся лошади фыркали и вздыхали.
Мы молча стали спускаться к юрте. Лошади на крутом склоне ступали осторожно, не спеша, часто поворачивая из стороны в сторону, инстинктивно чуя опасность. Бросив поводья, я стал в стременах, чтоб облегчить коню спуск, не мешать.
Наконец мы выбрались на ровное место, свернули за увал и увидели костерок около юрты; прямой столбик белого дыма поднимался над пламенем. У огня сидели жена и сестра Дердеша, его сыновья и племянник. Абдулла
— Дядя задерживается, — сказал он.
— Похоже… — пробормотал я, слезая с лошади.
Тут от ручья к поляне поднялся сам Дердеш. Он, право, был ростом как лошадь в холке, и плечи его — под стать лошадиным. А под мышкой в согнутой руке он нес кого-то — виднелись лишь подошвы сапог.
— Вот, начальник, Осман-Савай, — сказал Дердеш и резким движением бросил к моим ногам чье-то тощее тельце. — Брыкался, да, видно, устал.
Оказавшись на земле, человечек вдруг заюлил, завертелся, вскочил на ноги, запрыгал, спутанный, норовя ударить Дердеша головой в живот. Ярость бритоголового, с выпученными круглыми глазками Осман-Савая была неистовой. Не будь у него во рту кляпа, ущелье наполнилось бы, наверное, диким визгом.
У Галицкого оказался в руках револьвер, и только под его дулом джельдет-башкосек успокоился. Мы знали Осман-Савая по описаниям, но никакие омерзительные сравнения не оказались для него преувеличением.
— Если ты будешь вести себя тихо, — сказал Галицкий по-киргизски, обратившись к Осман-Саваю, — я прикажу вынуть кляп.
Осман-Савай закивал часто и мелко.
— Пить, пить, — попросил он первым делом. Он напился из моих рук и лег тихо между мною и Галицким.
— Почему, Дердеш-ака, вы не сказали мне, что пойдете за Осман-Саваем?
— Начальник не спрашивал — я не говорил. Нужно было джельдета по дороге встретить. От пещеры, где мы прятались, юрта словно на ладони видна. Почуяв неладное, он мог не вернуться в пещеру. Пошел бы предупредить…
— Все понятно, — прервал его Галицкий. — Дердеш-мерген, вы точно знаете, где тайный склад Джаныбека?
— Да.
Осман-Савай ошалело глянул на Дердеша, потом упал ничком, сжался и зашипел проклятья.
— Мы очень хорошо осматривали ущелье и скалу, о которой вы говорите, — сказал Галицкий. — Это монолит, высотой в шесть сотен метров. Там негде спрятать ни оружие, ни продовольствие.
— Плохо смотрели, начальник, — улыбнулся Дердеш.
— Хорошо смотрели. Может быть, мы о разных скалах говорим? Их много в ущелье.
— Против той Мамбетбай живет. Он и сторожит сокровища.
— Мамбетбай… — Галицкий постарался не показать себя ошарашенным, но крайнее удивление прозвучало в его голосе явно. Все приехавшие со мною уже слышали от меня о Мамбетбае-предателе. Но одно дело — сказанное мной, другое — услышанное от Дердеша, пришедшего с той стороны, из-за границы.
— Да. Мамбетбай.
— Значит, Мамбетбай — предатель!
— Он верно служит курбаши, — сказал Дердеш. — Он его человек. Вы всегда преследовали тех басмачей, которых хотел уничтожить Джаныбек-казы. Но никогда его самого.
— Вы уверены, что Мамбетбай знает о сокровищах? — спросил Галицкий.
Дердеш пристально посмотрел на него.
— Он — ваш проводник. Вы верите Мамбетбаю. Но служит он Джаныбеку.
— Красный пес! — заверещал Осман-Савай. — Да будь проклят твой род!
Дердеш нахмурился: