Мир приключений 1980 г.
Шрифт:
— Я слышал, что есть какой-то перст судьбы в том, что самолет, везший нового комиссара, разбился.
— Так говорят темные люди, — возразил Фредерик.
— Но говорят. Замечательный материал для проповеди.
— Негодный материал, — ответил смиренно отец Фредерик. — Военные привезли в город кусок крыла самолета. Он прострелен из пулемета. А пулемет такого калибра был у Па Пуо, который убежал от тебя, мой мальчик.
Про крыло я не знал. Мои люди проморгали то, о чем уже знает каждая старуха в городе. Это никуда не годится.
— Па
— Дай бог, — сказала моя мама. — На совести этого бандита было много греха. Его именем пугали детей.
— Что делают русские геологи? — спросил меня отец Фредерик. — В городе много говорят о них.
— Странно, — сказал я. — Есть куда более важные темы для разговоров.
— Ты такой информированный, Као, — вмешалась мать. — Правда, что они смотрят, чтобы не было землетрясения?
— Это русские, мама, — я старался говорить нравоучительно. — Я бы скорее поверил, что они устроят нам землетрясение.
— Не поняла, — мама наморщила напудренный лобик.
— Земля, мама, единый организм, все в ней связано. Если у нас дожди, в Австралии засуха. Если у нас дует западный ветер, над Китаем дует восточный. Если Москве грозит землетрясение, то надо выпустить его силу в другой точке Земли…
Мать и отец Фредерик смотрели на меня приоткрыв рты.
— Откуда ты можешь это знать? — воскликнула мама. Она не посмела усомниться в моих словах, я ждал возражений отца Фредерика.
— А зачем правительству…
Я не дал Фредерику закончить вопроса. Я его предвидел.
— Одним ударом, без всяких забот, они уничтожают основной оплот оппозиции. Все мы погибаем и лишаемся имущества. Край разорен, люди бедствуют — и сюда входят войска из Лигона.
— Какой ужас! — воскликнула мама.
Я знал, что к ланчу мама ждет жену опального губернатора и кое-кого из знатных дам Танги. Она не удержится, чтобы не поделиться с ними ужасными новостями.
В гостиную сунулся лакей в идиотской ливрее, заимствованной моей светской мамой из иллюстрированного журнала, посвященного коронации наследника престола в Иране.
— Господин князь. Вас ждут. Меня ждал связной с юга.
ВАСУНЧОК ЛАМИ
Утром я пришла в больницу к отцу. Он был в палате один. Майор Тильви встал, поругался с врачом и ушел из больницы. Отец чувствовал себя лучше, он даже занимался своими делами. Когда я была у него, он написал письмо и передал его с полицейским, который дежурил в коридоре. Потом при мне ему принесли еще одну записку, он подчеркнул в ней какие-то строчки и переслал в комендатуру майору Тильви.
Я покормила отца, потом он спросил меня о Лигоне, как там произошел переворот, а я толком ответить не смогла, потому что в ту ночь думала только о лекарстве.
— Майор Тильви спросил меня, — сказал отец, — любишь ли ты молодого князя.
— А почему он спросил?
— Он уверен, что когда князь пришел, ты бросилась к
— Ты считаешь, что князь плохой человек?
— Не мне судить о нем. Мы разные люди. Моя работа — охранять закон, а он не друг закона.
— Значит, майор Тильви тоже враг закона? Он был против старого правительства.
— Пойми, — возразил отец, — смена правительства в Лигоне не освобождает меня от исполнения долга. Любое правительство будет бороться с бандитами, контрабандистами и другими преступниками. Думаю, армия сможет это сделать лучше, чем правительство Джа Ролака, в котором было много продажных людей. Я думаю, что офицеры взяли власть, потому что они хотят, чтобы стране было лучше… Так что у тебя с молодым князем?
— Отец, ты не любишь князя и его друзей.
— Мы принадлежим к разным кругам.
— Но я не могу сидеть дома и ткать юбки, как моя бабушка. Времена изменились. Не надо было отдавать меня в колледж. Я люблю играть в теннис, и княгиня была так добра, что давала мне читать книги из библиотеки.
Это был давний спор. Отец не запрещал мне делать, что хочу, но его огорчало, что я бывала в доме князей Урао. Я старалась не рассказывать об этом. Хотя он все равно знал.
— Не вскружил ли тебе голову молодой князь своими английскими костюмами и английской речью?
— Нет, отец, клянусь тебе, нет. Но он добрый человек и помогал мне, ничего не прося взамен.
— Чем помогал?
Я не ответила отцу. Я не могла сказать, что князь написал мне письмо в Лигон, в котором говорил, что скучает без меня и, если мне понадобится помощь, я могу обратиться к его другу господину Дж. Суну в гостинице «Империал». И чтобы отец не говорил больше о князе, я сказала строго:
— Ты уже старый, отец. Когда ты перестанешь бегать по горам за бандитами?
— Когда уйду в отставку, — ответил отец.
Мы оба замолчали, думая о своем. Потом отец сказал:
— У меня к тебе просьба.
— Я рада выполнить любую твою просьбу.
— Я хочу, чтобы ты уехала на время из Танги.
— Я же так спешила сюда, ты болен…
— Я не прошу тебя вернуться в Лигон. Я хочу, чтобы ты поехала к почтенному Махакассапе.
— К дедушке?
— Да. Он стал совсем старый, никто не навещает его. Я хочу, чтобы ты отвезла дар монастырю, в благодарность Будде, который не допустил моей смерти. Ты же знаешь, что, выйдя в отставку, я постригусь в монахи и поселюсь в том монастыре…
Это была любимая тема моего отца после того, как умерла мама. Князь говорил мне как-то: «У твоего отца гипертрофированное чувство долга. Он разрывается между долгом перед правительством, которое заставляет его бегать по горам, стрелять в контрабандистов, арестовывать воров, и долгом перед вечностью, который зовет его отряхнуть мирскую пыль и щадить все живое, включая комаров». Тогда мы как раз собирали ракетки, вечерело, вокруг жужжали комары, и сравнение Као было очень образным.