Мир приключений 1985 г.
Шрифт:
Норбу вызвал в воображении устрашающий облик юдама, чье имя тайно носил, и, заполнив пустыню до самых дальних гор человеческой и конской кровью, воздвиг медный остров, на котором могущественный покровитель мог проявить свою мощь. Теперь следовало произнести про себя чудотворную тарни сокровенную формулу, побуждающую владыку к действию.
«Ом-ма-хум-сва-ха!» Пробуждая творящий космос, замкнулись в непостижимые разумению фигуры магические слоги.
Охранитель взмахнул мечом, море пошло волнами, и нечестивое творение поглотила пучина. Затем все до последней капельки крови впитал раскаленный щебень.
Покончив с очередной проделкой шимнусов, Норбу Римпоче обратил
Преисполненный отваги, как Дон Кихот, завидевший ветряную мельницу, он подтянул сползшую с плеча шкуру и устремился в атаку Фортификационные сооружения врага человеческого были не в силах сдержать праведный натиск. Ороговевшие пятки топтали колючую проволоку, растирая ее в кирпичную пыль, а ломкие лепестки штамбовых роз опадали, как сажа, от невесомого касания монашеского плаща. Волосатые пауки-птицеяды, оплетавшие провалы арок, поспешно забились в дыры и трещины Кузнечики-богомолы, попадав с ломких ветвей, притворились мертвыми.
Блуждая в сумрачных коридорах, заваленных битым камнем и кусками обвалившейся штукатурки, Норбу заметил клинышек света под неплотно прикрытой дверью, чудом сохранившейся средь развала и запустения.
Дверь отворялась внутрь, и монах, осторожно нажав на нее плечом, не без любопытства заглянул в комнату. И то, что внезапно открылось в сандаловом дыму, до глубины души потрясло бедного отшельника, привыкшего, казалось бы, к лицезрению всевозможных фантасмагорий и давно победившего плоть.
С первого взгляда узнав в тройке пляшущих апсар [28] белую леди, с которой ехал из «Тигрового логова» в дзонг Всепоглощающий свет, Норбу понял, что даже ракшасам не под силу подобное чародейство. Очевидно, сам Мара, демон смерти и темного вожделения, вознамерился скрыть за ложной завесой картины «другого берега». И этот бородатый служитель зла — Норбу сразу разглядел в Аббасе реальный человеческий образ — послан, чтобы питать своей жизненной силой омерзительных духов, принявших женское соблазнительное обличье. Всматриваясь в отуманенные курениями очертания, йог не знал, чему больше дивиться: белой леди, услаждавшей бесстыдным танцем головореза в чалме, или невиданной дьяволице с темной, как старая китайская бронза, кожей. Эта адская шакти была прекраснее всех! Она танцевала, дразня острым розовым язычком, с наслаждением, в самозабвенном порыве, и каждый мускул, каждая складочка ее налитого неистовством тела упруго дрожала в такт танцу. Казалось, что миры рождаются и гибнут под ногами этой богини, черной, как Кали, властительницы любви и смерти. Ни шимнусам, ни прета не под силу было сотворить подобное наваждение.
28
Апсара — небесная танцовщица.
Собрав все мужество, Норбу Римпоче твердо переступил через порог. Оставляя на голубом ворсе ковра отпечатки пропыленных подошв, он внедрился в мистический хоровод и, улучив мгновение, дунул в лицо чернокожей. Прямо в ее чувственный, плотоядно оскаленный
Безотказное заклинание разрушило образ, сотканный из частиц света. Используя эффект внезапности и призвав в помощь себе сияющую сапфиром проекцию нирманического [29] будды, отважный воитель распылил на внечувственные элементы вторую апсару и погнался было за третьей, кощунственно скопированной с доброй леди Джой, но был остановлен угрожающим толчком в спину.
29
Нирманический — иллюзорный будда.
Аббас, не успевший довести свой сераль до канонической четверки, жаждал мести. Столь скоропалительное сокращение поголовья не только угрожало ему полным одиночеством, но и являлось прямым вызовом, как стало принятым говорить, национальному характеру, непозволительным вмешательством в святая святых.
Очнувшись от первоначального шока, он вскочил на ноги, зубами сорвал повязку — боли в прибинтованной к телу руке не ощущалось — и схватил неразлучную М-16. Приперев монаха к стене, точно жука булавкой, он, не отводя оружия, спросил:
— Ты кто?
Норбу языка белых людей не понимал и потому безмолвствовал.
— Отвечай, или я проделаю в тебе такую дырку… — Не находя подходящих слов, Аббас не закончил угрозы и на всякий случай повторил вопрос по-китайски.
Но для медитирующего, а потому не слишком преуспевшего в учености монаха речь северных соседей тоже была тайной за семью печатями.
Вероятно, Норбу Римпоче, даже если бы он обладал необходимыми лингвистическими навыками, едва ли снизошел до беседы с посланцем преисподней. Приневоленный к абсолютному бесстрашию леденящими кровь картинами гибели мира, он не боялся смерти. Здесь, в преддверии блаженного несуществования, она мнилась желанным знаком скорого освобождения.
Он без слов понял, что означает и на каком языке говорит давящий под левой лопаткой металлический холодок. Мгновенный переход к вечному несуществованию от мучительных коловращений сансары именно теперь казался легким и соблазнительным. Без томления, которым перед расставанием смущает душу земная преходящая прелесть, но и без нетерпения Норбу Римпоче ожидал выстрела. Он ощутил, как безжалостно кромсает его совершенную плоть разрывная пуля на выходе, с первым прикосновением стали, за много растянутых мгновений до того, как Аббас Рахман клацнул предохранителем, за целую кальпу [30] до заключительного движения руки, отмеченной клеймом убийства.
30
Кальпа — период существования Вселенной в индуистской традиции.
Зная по опыту, что в маленьком раю, которого удостоился за искреннюю веру и благочестие, все будет так, как ему захочется, и бессловесные гурии вернутся по первому зову, Аббас не хотел смерти языческого дервиша.
Наслышанный о мощи здешних колдунов, он до дрожи боялся их кровожадного гнева. По здравом размышлении дервишу, из чистой глупости сунувшему свой нос в чужие дела, следовало бы попросту дать коленом под зад. И тут же забыть о нем под усыпляющий рокот струн и сладостные извивы гурий, не знающих, что значит прекословить мужчине. В этом зачарованном дворце, где время остановило свой бег и болезни не властны над человеком, можно позволить себе великодушный каприз.