Мир приключений 1985 г.

Парнов Еремей Иудович

Причиной тому были не только скудные сведения, но и застарелая административная неразбериха. Юридически дзонг, чье население составляло ныне всего сотню с чем-то человек, все еще числился суверенным княжеством, связанным с соседним королевством Друк Юл [4] древней феодальной зависимостью. По договору, заключенному не то в семнадцатом, не то в восемнадцатом веке, местный раджа — или как там он назывался — выплачивал центральной власти ежегодную дань в размере четырнадцати с половиной вьюков сушеного сыра, который до самых последних дней считался основным валютным активом страны. Поскольку Всепоглощающий свет не имел дипломатических представительств ни в одной из столиц мира, то въезд

в него, если таковой был вообще возможен фактически, не лимитировался никакими писаными ограничениями. Это существенно отличало местное законодательство от бутанского, ибо добыть пропуск в Друк Юл было делом практически безнадежным. В страну допускались избранные счастливцы, располагавшие личным приглашением короля или на худой конец одного из членов королевской семьи. Обойти это железобетонное установление не удалось еще никому. Макдональд знал о случаях, когда давали от ворот поворот даже путешественникам, имевшим письма от самого премьер-министра Бутана. Исключение делалось лишь для ламаистского духовенства, искавшего истины под сенью древнего монастыря Тигровое логово. Макдональд мог только радоваться тому, что посещение запретного королевства не входило в его планы. Ведь даже на самый худой конец, если бутанская юрисдикция целиком распространялась на Всепоглощающий свет, ничто не мешало одинокому альпинисту разбить свою палатку под стенами дзон-га или возле того пихтового перелеска на другой стороне каньона.

4

Друк Юл — королевство Драконов грома (Бутан).

«Меновой торговле подобный компромисс как будто не помешает», — рассудил Макдональд, надеясь добыть чего-нибудь съестного за редкостную здесь бутылку виски и блок сигарет «Кинг сайз». На кредитные карточки и наличную валюту он, разумеется, не очень рассчитывал. В этом смысле бутанская глубинка была еще более диким местом, чем даже первобытная страна с милым сердцу названием Горы снежного человека.

Макдональд вогнал телескопическую антенну в гнездо, сложил пеленгационную рамку и для надежности, чтобы не отсырели батареи, положил рацию в пластиковый мешок. Курить на высоте почти тринадцать тысяч футов не слишком хотелось, и он решил сократить свой последний на пути к дзонгу привал.

До цели оставалось всего ничего — перейти на другой берег реки по мосту из пяти бамбуковых стволов, переплетенных лианой. В обманчивом сиянии многих солнц ненадежное сооружение напоминало паутину, сверкающую капельками росы. Макдональд знал, сколь часто обрывалась подобная снасть, увлекая людей в молочный от пены, беснующийся поток. Но выбора не было, и пришлось, сжав зубы, ступить на зеленоватый коленчатый ствол. Он раскачивался в обе стороны и явственно прогибался под ногами. Влажные подошвы то и дело соскальзывали, и очень сильно мешал рюкзак за спиной. Руки сами собой намертво впивались в «перила» — такие же бамбучины в тенетах лиан, и к горлу подкатывал тошнотворный ком. Вязкая от шоколада слюна затрудняла дыхание в разреженном воздухе. Даже для опытного альпиниста, каким по праву считался Чарльз Макдональд, доктор электроники и австралийский гражданин, гималайские мосты представляли серьезное испытание. Куда проще было бы перелететь над загнанной в преисподнюю угрюмой рекой по надежно схваченному фиксами канату.

Уже на закате солнца, когда один за другим погасли ложные двойники, Макдональд дошел до ворот, сбитых из мощных кедровых брусьев и сберегаемых парой устрашающих личин в коронах из черепов с пылающими киноварью глазницами. К зажатым в острых оскаленных клыках медным кольцам были привязаны полинявшие лоскутья и желтые от времени и непогод бараньи лопатки, исписанные красивой вязью тибетских букв. Именно по таким закопченным в огне костям местные ламы предсказывают судьбу.

Макдональд не мог знать, что ежевечерняя церемония изгнания злых духов уже состоялась и дзонг, надежно защищенный теперь от демонов ночи, не раскроет

своих ворот до следующего утра.

II

На первых порах в монастыре пришельца приняли за гостя, хоть он вовсе не имел права на столь высокий ранг, дающий к тому же вполне конкретные жизненные блага. Впрочем, недоразумение сразу же разрешилось, едва Макдональда проводили в покои верховного ламы. Первый контакт принес обоюдное разочарование. Языковой барьер оказался абсолютно непреодолимым. Макдональд, правда, как будто сумел с помощью жестов объяснить, что пришел с гор, но осталось неясным, как истолковал духовный владыка крохотного княжества разыгранную пантомиму. Она могла доставить ему и чисто эстетическое удовольствие. Кто знает… Оставалось лишь молча ждать, что будет дальше. На свои способности к телепатическому общению Макдональд, разумеется, полагался меньше всего.

Пока гость, преодолевая неловкость, оглядывал резные колонны, увитые ярко окрашенными драконами, и свитки с изображениями буддийских божеств, пока дивился золотым чашкам, в которых жарко горело буйволиное масло, сухонький старичок, чем-то похожий на потемневшую от времени сандаловую статуэтку, успел составить о нем свое представление.

— Кипо ре? [5] — осведомился он, проследив взгляд белого варвара, непочтительно вперившего очи в шелковое, расшитое аппликациями покрывало, изображавшее вероучителя Падмасамбаву.

5

Кипо ре? — Красиво? (тибет.)

Макдональд вопроса не понял, но счел возможным показать ламе язык. Это считалось здесь чем-то вроде дружеского приветствия. Заметив, что лама носит такую же шапку с золотым набалдашником, как и вышитый на шелку джентльмен с усиками, грозно сжимавший в руках жезл, на который были нанизаны мертвые головы и скелет, Макдональд почтительно склонил голову. Возможно, под влиянием созерцания священных атрибутов он прозрел и, повинуясь внезапному импульсу, решился на активное действие. Метнувшись к рюкзаку, оставленному у порога, он извлек бутылку тщательно сберегаемой «Джи энд Би» и, великосветски улыбаясь, преподнес ее хозяину. И это было самым лучшим из возможных деяний.

Лама учтиво улыбнулся в ответ и знаком подозвал коротко остриженного послушника в таком же, как у него самого, затрапезном красно-коричневом платье, оставлявшем открытым правое плечо. Мальчик шмыгнул куда-то за колонны, неловко задев увешанный пестрыми лентами зеленый барабанчик, и немая аудиенция продолжилась. Макдональд уже со спокойной душой глазел на диковины: череп из папье-маше, с тремя пустыми глазницами, сейшельский орех и трехгранный нож, увитый чеканной змеей. Старичок с лицом сандаловой статуэтки, не пытаясь более завязать беседу, следил за ним с доброжелательным любопытством.

Монашек вскоре возвратился в сопровождении толмача. Макдональд с первого взгляда распознал в грузном, загоревшем до черноты мужчине шерпа-проводника. Тот вошел в храм, не снимая давно потерявшей форму фетровой шляпы, и лишь сбросил с плеч, связав рукавами у пояса, свою чубу — утепленный тибетский халат.

Мощную загорелую грудь шерпа украшал золотой жетон «Тигр снегов» — высшая для альпинистов награда, даруемая за покорение восьмитысячника. Макдональд знал, что только очень богатый спортсмен может позволить себе нанять подобного проводника.

— Как поживаете? — поздоровался шерп на вполне сносном английском и назвал себя: — Анг Темба… Я вообще-то из Соло Кхамбу, это в Непале, и работаю по контракту.

— Очень приятно познакомиться, мистер Темба. — Макдональд чистосердечно обрадовался и протянул руку. — Насколько я понимаю, вы согласились взять на себя роль переводчика?.. Это превосходно! Буду вам очень обязан. — И, поймав выжидательный взгляд, поспешил представиться: — Чарльз Макдональд из Сиднея… Это в Австралии, мистер Темба.