Мир приключений 1986 г.
Шрифт:
Быстро темнело. Снег на склонах и вершинах скал как бы плавал белесыми пятнами в воздухе, внизу и вверху все сливалось в сплошную черноту, словно небо начиналось сразу над головой, — до того темен и густ был плотный шатер туч. Токуда уверенно шел впереди, чувствовалось — этой дорогой он ходил не раз. Через несколько минут они уже взбирались на каменную плиту. Полное безветрие. Кругом тихо–тихо, только сзади, очевидно с нависшей над обрывом глыбы, раздавался редкий и звонкий, отдающийся эхом звук падающих капель.
— Ночью, когда не видно луны, креветки собираются несметными стаями. Сумико–сан подкармливает их, здесь у нас своеобразный
Токуда положил сачки, привязал к удилищам куском тонкой проволоки пропитанною керосином паклю, поджег ее и укрепил шест так, чтобы потрескивающая, коптившая пакля висела сантиметрах в пятидесяти над водой. Темнота немного отступила, блики огня засветились на влажной плите, вода стала прозрачной, в глубине обозначились длинные, извивающиеся, как плоские змеи, бурые ленты ламинарий. Комендант взял сачок и стал пристально вглядываться в воду. Из густых переплетений водорослей, двигаясь толчками, появилось несколько крупных рачков.
Комендант ловко выхватил крупную креветку и осторожно опустил ее в ведро.
— Завтра мы полакомимся славным деликатесом. Люблю рачков, сваренных без всяких специй, в одной морской воде. Все есть в ней, как в волшебной животворной влаге. Недаром сейчас ученые обратились к океану… Конечно, если и его не запакостят нефтью, мусором и отходами от производства атомных бомб.
— Вот и надо не бежать от людей. Человек не может оставаться нейтральным, жизнь обязательно его коснется, и прямо или косвенно он станет содействовать или добру или злу, от этого никуда не денешься. Диалектика. Вам не удастся спрятаться от жизни.
— Отчего же? — медленно произнес Токуда. — Мы же ушли, построили, если хотите, микрокоммунизм. У нас осуществлены все ваши основные принципы: нет государства, эксплуатации, денег, частной собственности; каждому по потребности, от каждою по способности. А? — Токуда, оживившись, захохотал. — Не об этом ли мечтали Маркс, Энгельс, Ленин и Кампанелла?
— Нет, не об этом. — Алексей отрицательно замотал головой. — Совсем не об этом. Тюрьму вы построили, а не коммунизм.
— Почему же? — спокойно возразил комендант. — Мы никого не трогаем, никому не причиняем зла. Пусть нас оставят в покое.
— Но вы забыли, как очутились здесь. Во имя чего? — еще более распаляясь, закричал Алексей. — Один — чтобы спасти от голодной смерти семью. Другой — дабы уйти от ответственности за сомнительные деяния. Третий — ради жизни рядом с любимым и дорогим человеком. Ну, хорошо, для вас четверых это был выход. Пусть нелепый, случайный, но выход. А остальные? Где им найти столько заброшенных островов? Да и самое главное — зачем искать? Чтобы добровольно приговорить себя к вечному заточению? Человек, как мыслящее существо, не имеет права быть нейтральным, ибо рано или поздно, косвенно или прямо, добровольно или невольно очутится в том или другом лагере…
Они начали складывать снасти и надолго замолчали. Убрав все в сумку, оба, так же молча, направились к двери, ведущей в вулкан.
У самого входа Токуда остановился и, доброжелательно глядя в глаза Бахусову, тихо произнес:
— Мне нравится ваша убежденность. Тем более что вас никто не слышит и слова не могут повлиять на карьеру или кому–нибудь доказать вашу лояльность. Больше того, вы прекрасно знаете, что я пусть не совсем обычный, не кадровый, но все же офицер капиталистической, чуждой вам армии, другого мира. Обнажая передо мной свои убеждения,
Он повернулся, открыл дверь, и они стали подниматься по лестнице. Прощаясь, Токуда тепло улыбнулся Бахусову и, похлопав его по боку, сказал:
— Спокойной ночи. Не знаю, как вы, а я прекрасно провел время. О ваших словах стоит серьезно поразмышлять. До свидания.
— Спокойной ночи. — Алексей улыбнулся. — Мне было тоже очень приятно. Передайте сердечный привет Сумико–сан, пусть скорее поправляется.
— Спасибо, передам. — Капитан помахал рукой: — Отдохните несколько дней, а потом я познакомлю вас с машинами Экимото–сан, с, так сказать, сердцем острова.
Они расстались, и каждый направился к себе.
Едва за ними закрылись двери, в коридор, воровато оглядываясь, выглянул Ясуда. Он наблюдал за комендантом и моряком в щель чуть–чуть приоткрытой двери своей комнаты, и хотя не разобрал ни слова, но доброжелательность беседы понял по интонации, выражениям лиц и жестам. Его очень насторожили и улыбка коменданта — а Ясуда прекрасно знал, что тот вообще улыбается крайне редко, — и дружеское похлопывание молодого русского по боку.
Ясуда долго стоял, переминаясь с ноги на ногу, обдумывая виденное. Затем осторожно, стараясь не шуметь, задвинул дверь и запер ее на два оборота ключа, оставив его в замке, прислушался, приложив ухо к двери, и, убедившись, что никого нет, на цыпочках прошел к татами. Потоптавшись на месте, словно раздумывая, стоит ли что–то делать или нет, он выключил верхний свет и оставил только слабый ночник. Потом поднял матрац, сдвинул его в сторону и, завернув рулоном циновку, достал из небольшого углубления маленький черный чемоданчик…
Глава VIII. В ЧРЕВЕ ВУЛКАНА
Центр управления энергетическим и машинным хозяйством находился глубже жилых помещений метров на пятьдесят — шестьдесят. До нижней площадки они добирались, держась за деревянные поручни, крепленные к стенам металлическими консолями. Пролеты, похожие на разрезанные вдоль огромные трубы, зигзагами уходили в каменную глубину. Вероятно, строители не особенно заботились об эстетике помещений — на гранитных стенах остались после обработки грубые борозды. Наконец Токуда остановился перед небольшой нишей со сферическим потолком. Слева и справа к ней было прирублено несколько узких тамбуров–входов. Маленькие лампочки на потолке еле–еле освещали дорогу. Метров через пять взору предстала массивная дверь, облицованная листовым железом.
— Вот мы и пришли. — Комендант нажал сбоку незаметную круглую кнопку.
Минуту спустя дверь медленно поползла в сторону. В проеме появилась подсвеченная сзади и от этого казавшаяся еще более тучной фигура Экимото. На его лице не было никакого выражения, словно те, кого он увидел, только что вышли и вернулись, что–то забыв. Инженер посторонился, пропуская посетителей внутрь. Когда они вошли, дверь почти бесшумно заскользила вдоль стены и прочно закрыла выход.
Помещение — оно напоминало по форме эллипсоид — разгораживала пополам фусума, раздвижная ширма из тонкого алюминия. Сверху она была оклеена белой рисовой бумагой с рисунками, нанесенными цветной тушью, из японского быта. Здесь было душно, пахло металлом, лаком и линолеумом.