Мир Приключений 1990 г.
Шрифт:
“Как-то вы сразу, святой отец…”
“Церковь учит видеть суть вещей, господин премьер-министр. Если очистить человека от демагогической шелухи и подать, так сказать, в голом виде, то вы увидите, что им правят три силы: голод, пол и честолюбие. Все остальное — наносное. От философии, этики, религии. Я бы сказал, — в голосе пророка явственно слышится усмешка, — все остальное от лукавого. Таков человек и каждый из нас. Но я не о нас, я о пастве. Люди живут в состоянии непреходящей тревоги, общество разрозненно, нет единства цели. Критика и отрицание — вот единственно общее для тех групп, на которые распалось общество, если еще можно выделить в этом хаосе какие-то группы. Мы сами сомневаемся в себе, ибо разломана материальная основа жизни, на смену естеству пришел суррогат. И не стоит
“Господа, я исхожу из того, что принятие экологической помощи с целью реорганизации промышленности для нас априори неприемлемо!”
Тоже знакомый голос. А-а, премьер-министр.
“Почему?”
Это уже командный бас.
“Видите ли, генерал, — поясняет пророк, — в случае принятия помощи потребуется полная ликвидация действующих производств и строительство новых. А в новом производстве…”
“После нас! После нас!”
“Именно, в новом обществе нам места уже не будет”.
“В обновленном безотходном производстве с бесплатной энергией, — заговорил премьер-министр, — а именно это нам предлагают ассоциаты, частной инициативе придется потесниться. Помощь, буде она принята, пойдет по государственной линии при жестком общественном контроле. Эта помощь отнюдь не ставит целью укрепление нашей с вами власти”.
“Стоит ее принять — и изменится вся система кардинально. Будет иной порядок вещей”.
“Я внимательно слушаю. (Это Джольф, его голос.) Полагаю, мы приспособимся. Власть порождает преступность, а мы — тень власти”.
“Приспособитесь, Джольф, приспособитесь, — премьер-министр. — На какое-та время. Но не думаю, что надолго”.
“Я тоже слушаю… э… внимательно. Мои лоудмены должны иметь четкие перспективы”, — басит генерал.
И снова назидательная речь пророка:
“Два обстоятельства дают мне основание надеяться, что промысел божий восторжествует. Во-первых, уже три поколения джанатийцев пришли в мир суррогата и подорванной природы, они не знают другого мира. Это позволяет им мириться с тем, что в иных условиях считалось бы невыносимым. Кстати, именно поэтому языческие проповедники не имеют того успеха, которого можно было бы ожидать: люди просто не могут представить себе иного мира. Во-вторых, на Земле сократилось потребление жизненных благ, поскольку львиная доля энергии, сил и средств направляется на реставрацию природы. Ассоциаты называют это самоограничением. В полной мере использовать эти два обстоятельства нам мешает только одно — наша разобщенность. Каждый преследует свои цели. Вы, Джольф, стремитесь к власти и богатству, вы, генерал, к власти и порядку, у государства во веки веков цель одна: сохранить статус-кво, существующее положение вещей”.
“Истинный патриот всегда стремится сохранить статус-кво. Но что вы предлагаете, отец Джон?” — недоумевает Джольф.
“Объединение. Не формальное, естественно. Государство никогда не признает ваш синдикат официально. Да и мы в этом меньше всего заинтересованы. Я говорю о сути, о координации, единстве действий. Ваш синдикат, например, выполняет некоторые просьбы министра общественного спокойствия…”
“Разве?”
“Я не в упрек вам, Джольф. Я призываю создать единый центр, координирующий усилия государства, церкви и синдиката в акциях, направленных на сохранение существующего положения. Уверен, что должное место в этом деле найдете и вы, генерал, со своими лоудменами-штурмовиками. Вы — реальная сила. Но программу вашу, генерал, следовало бы уточнить…”
“У меня задача — предотвратить разрушение промышленности. Или вам, святой отец, неведомо положение? Ежедневные диверсии на предприятиях…”
“Церкви все ведомо”.
Нури дослушал до конца. Бесценная информация, но как ее использовать, кому передать? И где этот Норман Бекет?
Нури вышел из машины. Если что, то дубликатор вызова есть и в доме. Крики от реки звучали глуше — это анимисты и другие сектанты устраивались
Нури вытащил из почтового ящика пачку корреспонденции. В этом регионе средоточия частных коттеджей он был самым крупным подписчиком. Но “Т-с-с”, официоз синдиката, никогда не испытывал затруднений с распространением, хотя подписка на него была не дешева, и Нури знал, что многие из его благонамеренных соседей получают именно эту газету. Он прошел в кабинет, лег на тахту и развернул “Т-с-с”, раздел объявлений. Что там сегодня? О, портрет Тима! И под ним:
Достукался!
Младший консультант, по кличке Старик Тим, в быту Тимотти Слэнг, выпал в осадок. Старик вел аморальный образ жизни: стучал красным на синдикат. Расколоть подсудимого не удалось. Пусть родственники не беспокоятся — жидкость некрофаг прекрасно растворяет трупы.
Нури аккуратно свернул газету. Он не стал перечитывать объявление, он вышел во двор и сел на бетон возле машины. Млечный Путь уходил в бархатную черноту бесконечности. На материке под защитой соснового леса посапывали в спальнях его подопечные дошколята, наверное, храпел сытый лев Варсонофий и, конечно, не спал директор института доктор Сатон. Все остается на своих местах. Где-то там пересекаются параллельные прямые, а Земля вообще-то голубая, и чернота неба не более чем тень Земли. И кто-то из великих говорил, что вечность — не что иное, как перпендикуляр к нашему времени и пространству. А сколько времени надо, чтобы труп растворился целиком? А если Тима живьем бросили в некрофаг? Он, конечно, не мог утонуть, некрофаг тяжелая жидкость. Он плавал в ней и растворялся, съедаемый бактериями. Сколько вечностей слышался крик Тима? Зверье!
Нури никогда по-настоящему не думал о грозящих опасностях, это было вне его восприятия. И наверное, он впервые понял серьезность своей работы: за связь с ним убивают. Это страшно, это невозможно принять. Еще три дня назад Слэнг сидел, как всегда, в кресле, вытирал глаза и говорил, говорил… Он любил монологи, старик Тим…
Нури вскочил от боли в ушах, затряс головой и тут же увидел на дорожке конус кипящего пламени. Конус мгновенно погас, и на его месте возник некто длинный и веселый.
— Ты звал меня? — голосом злого духа сказал он. — Ты звал меня, Вальд! Я пришел.
Он был перетянут в талии толстой металлической полосой со множеством мелких раструбов понизу. Пояс космонавта, такой точно был у Рахматулы. Ну да, это Норман Бекет, вот и шрам поперек глаза, рассекающий бровь и скулу. Похож.
Нури протянул руку и увидел, что в кулаке у него зажата газета. Норман разжал кулак, вытащил и развернул газету.
— Это он, — после паузы сказал Норман. — Сначала, как мне сообщили, явился какой-то неестественный красавец, сказал, что ты хочешь видеть меня, и исчез. Меня не было, поговорить с ним не мог, но насторожился. А потом вот он пришел, тоже от тебя. Конечно, старик знал, что попытка связаться со мной грозит ему смертью, и вот поди ж ты…
— Некрофаг, — без выражения сказал Нури.
— Да.
— Я жалею о том, что искал встречи с тобой, Норман.
Бекет возился с застежками, стянул с головы блестящий шлем, перекинул через плечо чешуйчатый пояс и пошел в дом, не оглядываясь.
— Странные у тебя знакомые, Вальд. Сколько мы с тобой не виделись? Четырнадцать, нет, пятнадцать лет. Кто ты сейчас? Наладчик. Отличная специальность. А этот, младший консультант? Он говорил, что он твой друг…
Нури машинально отвечал на вопросы. Он был в шоке от гибели Тима, потрясен и с постыдным, как ему казалось, облегчением думал, что он не просил Слэнга связывать его с Норманом. Нет, просил, просил, пусть не впрямую. Но тем не менее это была его собственная инициатива, Слэнга. И что “стучать красным” — это и есть связаться с Норманом. Наверное, лучше, если Норман так и будет принимать его за Вальда.