Мир приключений. 1973 г. выпуск 2
Шрифт:
— Около Радужного, в скалах. Зашел в эти Чертовы скалы, порешил козла. От выстрела пошел обвал. Вот и засыпало.
Терентий поднялся, затеребил пальцами бороденку.
— От то-то… В прошлом годе хотел я там поохотиться… сбоку издаля… Не пустил он меня. “Не дури”, — сказал. Однако. Не верил я, что был у Дзюбы большой корень. А теперь уж совсем верю, что был! Вот как перед истинным говорю вам, Самсон Иванович: был. Существовал обязательно! Хоть голову на отрез дам!
— С такой находкой далеко не уйдешь, Серега знает, — сказал о себе
Протянув свои длинные ноги, участковый вздохнул:
— Доказать надо, что корень был и что он у Дзюбы украден.
— Это уж ваше дело, Самсон Иванович. Вы — власть, вы и докажите. Как же иначе? Нас ограбили. Шутка ли! Я за двадцать лет корневки столько не заработал. Трудно вам будет. Да назвался груздем — полезай в кузов. Найдено бригадой — в бригаду и возверните. Серега всегда все по закону, по справедливости. Мы, Самсон Иванович, труженики тайги, и прочее. Что потопаем, то и полопаем.
— Так вы, Терентий Савельич, — обратился Протопопов к пышнобородому, — говорите, что после ухода Дзюбы видели дым костра у Лысой сопки?
— Видел, видел, Самсон Иванович. С левой стороны от вершины. Как от нас смотреть.
— А когда Дзюба ушел?
— На новолунье. Хмарилось, да попусту.
— На новолунье — три недели назад… Находки у вас хорошие. Поэтому заторопился, может? Котомка его цела. Видел ваши корешки.
— Удачлив, удачлив он, Самсон Иванович. Так удачлив, проклятый, царство ему небесное…
— Ты погоди, Терентий, не пыли… Вот списочек, между прочим, Самсон Иванович. Итого — триста шестьдесят четыре грамма. Все — первый сорт! Серега тут толк знает.
Свечин не сдержал улыбки: до того по-детски наивно скрытничали и простодушнейше признавались бородатые корневщики.
— Всё на месте. А сортность в заготконторе определят.
— Были первосортные, — упрямо проговорил Серега. — Знаем мы, пока из ваших рук в заготконтору попадут… Дадут за женьшень цену петрушки. Нам жить надо, кормиться.
И мужик лет пятидесяти с гаком, упорно звавшийся Серегой, принялся бубнить, что заработок идет на троих и даже с большим корнем, который, конечно, найдут, каждому все равно достанется понемногу. Нельзя, мол, считать, будто эта находка оправдывает “хожение нонешнего года”. В прошлом вот нашли кошкины слезы, а три года назад и обувку не оправдали. Самсон Иванович по виду слушал и не слушал сетования Сереги. Он изваянием сидел у огня, как тогда вечером, когда ужинал с Ангирчи. Его сухое лицо, словно сплетенное из канатов, замерло. Крепкие руки его, лежавшие на острых коленях, казались высеченными из камня.
Стараясь не перебивать бормотание Сереги, Терентий пододвинулся к Кузьме и тихо сказал:
— Лапнику поди наруби. Спать-то на чем будете?
Кивнув, Кузьма захватил топор и отошел от костра. Несчастный случай на охоте, в который
Сорок соболей — четыре тысячи! Еще в милицейской школе Кузьма слышал, что в тайге, понадеявшись на безнаказанность, убивали охотинспекторов и лесников всего лишь “за сохатого”. А сохатый “тянул” едва на сотню с небольшим! А тут не только в деньгах дело: корень редчайший.
Он вздохнул полной грудью прохладный до остроты, душистый и невесомый воздух, переложил на другое плечо охапку веток и, пройдя еще с десяток шагов, бросил их у костра.
— А, это ты, Кузьма… Догадался, хорошо, — встрепенулся Самсон Иванович.
Свечин хотел сказать, что, мол, догадался-то не он, а Терентий ему подсказал, но решил, что не в этом суть, и достал из-за голенища ложку. Котелок с похлебкой стоял на земле. Терентий и Серега вытащили из своих мешков по сухарю и собрались приняться за еду. Самсон Иванович вынул из мешка буханку, вторую из трех, что передал ему Твердоступ перед отъездом, отрезал всем по ломтю, а остальное убрал. Терентий принялся цыкать зубом от удовольствия, а Серега понюхал хлеб, как цветок, отломил половину и спрятал.
— Ишь, со свежим хлебом ходят… — уписав пол-ломтя, буркнул он. — Как же вы обратно добираться думаете?
Кузьма хотел сказать: “Вертолет вызовем”, но сдержался, поперхнулся и зашелся кашлем. Когда наконец Свечин успокоился, Самсон Иванович сказал:
— Подбросить бы нас надо. До Черемшаного распадка.
— Начётисто… — ответил Серега.
— А на чем бы вы возвратились? Мы же вас выручили, лодку пригнали.
— Сезон в разгаре. Да и власть должна заботиться о нас. На то она и власть. Нет? Увидел непорядок — исправь. Нет? Плот бы вы связали. Вниз-то за полдня добежите.
Участковый кивнул:
— Ясно…
“Ну и жлобы!” — подумал Кузьма.
— Чего ты, Сережа, гоношишься? Дело ведь и паше. Они ж не гуляют — наш корень ищут.
— Должны — вот и ищут. А Сереге шастать туда да обратно резону нет. У участкового своя посудина есть. Мотор, бензин государственные. Чего на своем не пришел? Жалко? Сколько нашего бензина спалил!
Кузьма не выдержал:
— Так и Дзюба приехал бы на лодке!
Серега мотнул головой, усмехнулся:
— От… городские… Он бы с нами остался, корневал. Добыток в бригаду пошел. Эх, что тебе говорить…
— Прокачу вас, Самсон Иванович, — закивал Терентий. — Может, пофартит… Не то что корень сам, а хоть местечко, где рос, обнаружите… При таком большом должны быть и помене. Серег, может, и нам туда податься?
— Не пыли… Засвербило! Ну, найдет. Корень от нас не убежит. И место мы найдем. На будущий сезон туда подадимся. А окажется, что Ангирчи сбрехнул, так мы и этот сезон себе не испортим. Голова! Тока, если поедешь с ними, мои находки за то время в общий котел не пойдут.
— Бога побойся, Серега!