Мир русского знахаря - первые уроки.
Шрифт:
Скотины у деда Федора было немного: лошадь Клава, коза Люська, две безымянные овцы и четыре курицы с петухом. У Люськи был маленький козленок Васька, который все время то вертелся под ногами, то забегал в дом, заскакивал на лавку, пытался что-нибудь стащить со стола.
— Вот я тебя, пострел! — Дед грозил Ваське пальцем. Васька тоненько блеял, как смеялся, и убегал на улицу.
Мед действительно был замечательный — ароматный, с легкой горчинкой, очень легкий. В нем, казалось, собрались все ароматы леса и луга. Я быстро вылизал блюдце, доел хлеб, вышел на улицу и стал ждать деда. Васька тут же подбежал и начал толкаться
— Пойдем, внучек, с сосной пообщаемся.
"…И ДЕРЕВО ОТПУСТИЛО МЕНЯ"
В десятке шагов от дома стояли несколько сосен. Дед подошел к самой большой, погладил ствол и, прижав к нему ладони, замер. Я подошел к другому дереву и повторил его действия. Сначала ничего не происходило. Сосна тихонечко шумела и поскрипывала. Потом я почувствовал какое-то движение под корой. Это движение постепенно усиливалось и передавалось моему телу. Земля покачнулась, поплыла, я потерял чувство реальности. Мне казалось, что я плыву по воздуху, земля под ногами исчезла, было чувство, что я стою на мягкой облачной массе и легкий ветерок несет меня куда-то.
Перед глазами поплыли картины. Я летел в солнечном свете над верхушками деревьев, слегка покачивающимися на ветру, и тело покачивалось в такт с ними. Вершины сменились широкой водной гладью изумрудного цвета, затем возникли вершины гор, пески, не помню что еще. Не знаю, сколько это продолжалось, мне показалось, что очень долго. Я пребывал в чувстве невообразимого блаженства и легкости.
Вдруг все кончилось. Я все так же стоял, прижав ладони к дереву. Дед Федор находился за моей спиной. Он смотрел на меня и улыбался. Тень от сосны все еще упиралась в большой пень. Значит, времени прошло совсем немного.
Ну что, внучек, познакомился с сосной?
А что это было, деда Федя?
Дед уселся на пень, достал табак, газету и скрутил козью ножку. Он не торопясь закурил, посмотрел на солнце и начал рассказывать:
— Мир, внучек, так устроен, что все друг другу помогают. Каждое деревце, каждая травинка, каждый зверек друг от друга помощь имеют. Что один не доделает, то другой за него закончит. Потому и мир держится. Вот пообщался ты с сосенкой — и как теперь себя чувствуешь?
Я прислушался к ощущениям. Тело переполняло чувство спокойной силы и радости. Оно было легким и послушным. Каждая клеточка, казалось, пела, чувствуя контакт со всем окружающим миром.
Хорошо, — неуверенно сказал я, понимая, что этим словом не могу передать всю полноту переполнявших меня чувств.
Вот и я говорю, хорошо, — дед глубоко затянулся. — А почему? А потому, что силы от одолень-травы слишком много взял по жадности своей.
Я не жадный, — обиделся я.
— Всяк человек жадный, — отмахнулся дед. — Так вот, сосенка из тебя лишнюю силу забрала, оттого и облегчение вышло, и глаза прояснились. Сосенка, она всегда от человека лишнюю силу заберет, а что ему нужно, не тронет.
А бабушка под кленом сидит, — сказал я.
Клен — дерево женское. С ним хорошо женщинам и детям общаться. Сила у него мягкая, воздушная, — ответил дед. — Да и дубков у вас, наверное, там нет?
Дубов нет, — согласился я.
Потому с кленом и общается.
После обеда дед Федор куда-то ушел, пообещав рассказать о деревьях вечером, а я поиграл с Васькой и отправился гулять по лесу. Минут через десять я каким-то непонятным образом снова оказался возле дома. Это повторилось второй и третий раз. В какую бы сторону я ни пошел — все время возвращался к дому. Поняв, что что-то здесь не так, я отправился к орешнику, откуда сразу высунулась хитрая мордочка Серого.
— Так это ты, Серый, мне в лес ходить не даешь? — Я погрозил ему кулаком.
Серый ехидно похрюкал, посмотрел своими глазками и убрался. Прекратив попытки уйти от дома, я подмел двор, побросал кусочки хлеба курам и пошел к сосне. Несмотря на все мои попытки, сосна не отвечала.
Маясь от безделья, я уселся на лавочку и стал ждать деда. Он вернулся часа через два. Притащил связку каких-то корешков, развесил их в тени и подсел ко мне,
— Молодец, внучек, двор прибрал, — сказал дед и погладил меня по голове. Голова буквально утонула в огромной ладони.
До вечера дед занимался домашними делами — убирался в доме, пропалывал и поливал небольшой огород, колол и складывал дрова. Я по мере сил помогал. Вечером я рассказал ему, как Серый не отпускал меня от дома и что сосна не захотела меня качать. Он кивнул и сказал:
— Правильно, куда ж Серый тебя одного отпустит — заблудиться можешь. А сосна все лишнее уже взяла. А сейчас, внучек, к рябинке пойдем.
Долго идти не пришлось, благо рябины росли сразу за огородом. Дед Федор подошел к рябине, погладил ствол и сказал: — Опять я пришел к тебе, сестричка. Не откажи в ласке, прими как гостя.
Рябинка зашелестела листьями и опустила ветки. Дед встал па колени и прижался лбом к стволу. Дерево еще больше опустило ветки, я старательно повторял действия деда. Едва я прижался головой к дереву, как раздался звук, похожий на звон. Я прислушался. Звон становился все более отчетливым, в нем явственно стал проступать смех.
Смех воспринимался в очень высоких тонах и напоминал то ли журчанье ручья, то ли звон хрустального колокольчика. Но это был именно смех — чистый и радостный. Внутри все зашевелилось. Создавалось впечатление, что кто-то перемешивает все внутри меня, перемещая с места на место. Это чувство быстро прошло, но смех продолжал звучать, завораживая и заполняя все тело жгучей радостью и любовью. Возникло желание обнять весь мир, бегать наперегонки с ветром, кувыркаться в траве. Наконец смех стал затихать. Восторг прошел, освободив место приятной эйфории и покою. И дерево отпустило меня. Я почувствовал скользнувшие по плечам ветки, до которых раньше не мог дотянуться рукой.
— Деда Федя, рябинка смеялась, — сказал я, когда, вернувшись, мы сидели на лавочке и смотрели на заходящее солнце.
Слова прозвучали совсем тихо. Громко говорить не хотелось, чтобы не нарушать покой леса. Заходящее солнце окрашивало верхушки деревьев в оранжевые тона. Дед смотрел на них и улыбался:
— Рябинка всегда смеется, внучек, и от ее смеха зло бежит.
Дед замолчал, продолжая смотреть на верхушки деревьев. Солнце скрылось за лесом, в стороне раздалось знакомое хихиканье. Серый стоял в сторонке и смешно семенил своими широкими лапками, но близко не подходил.