Мир в хорошие руки
Шрифт:
– Так что ты там сказал? – решительно вернулась к предмету нашего разговора Машура, как только мы оказались в относительном одиночестве.
Я сделал глубокий вдох, набирая в легкие смелости:
– Прости, но я не смогу вернуть тебя домой. Волчок у Ноала.
Я видел, как тень недавней улыбки медленно выцветала с не по-осеннему загорелого лица, как залегла морщинка между густых бровей:
– Ноал… Это тот урод, что чуть не отправил нас к Дрокке? Твой конкурент?
М-дя, Ла Керт в гнезде не терял времени даром.
– У вампира, видать, язык, как помело, – проворчал
– Торбук?! – подбородок Машуры хлопнулся бы на грудь, да обмотанные вокруг шеи колготки помешали. – Кинжал, выкованный из межмировой грани?! Он у тебя?!
– Ты что, дура, да? – огрызнулся я. – Говорю же, мне пришлось отдать волчок Ноалу. Лоханулся я, конечно, по крупному, но ведь этот задрот убедил…
– Ты отдал Ноалу Торбук? То есть волчок… то есть… – Девушка задохнулась, не находя слов, и пошла на меня, сжав кулачки и яростно раздувая ноздри. Признаться, в гневе она очень напоминала своего братишку. – Ты сбрендил? Да как ты мог?! Ты вообще понимаешь, что натворил?!
– А ты понимаешь?! – заорал я. – Может в твоей тупой средневековой башке зародиться мысль, что все это из-за тебя? Если бы ты не отправилась на жопу приключений искать с утра пораньше, то Ноал не смог бы меня шантажировать! А теперь все кончено! Для тебя, для меня, для мира Оси… Из-за одной такой козы в тапках – кончено!
В лице Машуры что-то изменилось: спряталось и ушло в себя, как моллюск в раковину. Я понял, что ляпнул лишнего. Злой на себя и на весь мир, развернулся и пнул притулившуюся у ларька переполненную урну. Железная бандура с грохотом опрокинулась и вывалила вонючее содержимое на асфальт. Крашеная в сиреневый цвет а-ля Ла Керт продавщица высунулась в дверь и завизжала на децибелах, объясняющих происхождение трещины в станционных часах:
– Это что же вы тут вытворяете, хулиганы! Каждый божий день мне помойку переворачивают. Милиция! Мили-и-и…
Вот это был уже полный гондурас. Менты, докурившие папироски, так и искали, чем бы развеять скуку, и бодро порысили на клич «мальвины». Я схватил за руку сопротивляющуюся Машуру и поволок вдоль платформы. Если бы девчонка оказывала содействие, мы бы в два счета оставили страдавших одышкой вертухаев позади. Но мой прицеп дулся и тормозил, так что пришлось срочно задействовать план Б.
Двери электрички уже попытались пару раз закрыться, но какой-то мужичок все никак не мог втиснуть на площадку велосипед. Доисторическое чудовище раскорячилось в проходе и, несмотря на ругань пассажиров и рывки тщедушного хозяина, не желало продвигаться ни на миллиметр. Со всего ходу я наддал по заднему колесу. В тамбуре взвизгнули, грязно ругнулись, звонок монстра жалобно мякнул. Я воткнул Машуру между чьими-то рюкзаками, ухватил велик за раму и врулил прямо между ног толстухи в розовых лосинах. Двери вагона с шипением закрылись прямо перед красными мордами ментов.
– Вот спасибо вам, молодой человек, – залепетал мужичок, оказавшийся интеллигентом.
– Какое спасибо, – наехала на беднягу бюстом толстуха, – вы гляньте, что с моими
Я не стал дослушивать перепалку и начал решительно проталкиваться внутрь вагона. Машура, видимо, осознав, что вот-вот останется наедине с воняющими потом и отнюдь не дружелюбными иновселенянами, засобиралась следом. Билетов у нас не было, поэтому я постарался выбрать позицию, с которой проход просматривался с обоих концов – на случай контролеров. Машура покачивалась через двух пассажиров и сумку с пуделем от меня, глядя в окно и усиленно делая вид, что не имеет со мной, презренным, ничего общего. Пусть! До Питера это ей еще успеет надоесть. В конце концов, у меня тоже есть право вытащить на свет любимые страдания-обиды и пересмотреть их, попутно жалея себя.
Этим я и занимался, пока поезд не застучал колесами по мосту через Лугу. В мутном от грязи окне блеснула бурая вода, густой ивняк с черной проплешиной, закопченные развалины… Я вытянул шею, но последний пролет моста уже пронесся мимо, и за стеклом снова поползли унылые поля.
– Э-э, извините, а что, толмачевская водокачка сгорела? – обратился я к сухонькому старичку, с интересом наблюдавшему за возней пуделя в сумке.
– Сожалею, но ничем не могу вам помочь, молодой человек, – улыбнулся беззубым ртом старикан, – я не местный.
– Сгорела-сгорела, – донеслось брюзгливо от окна, – уже года два назад. Вот такие вот обормоты курили, да окурок и бросили!
Ничего себе ириска! Я знал, что Ноал и без Торбука был в этом мире на многое способен, вспомнить хотя бы бладхаундов. Но все-таки целехонькая водокачка с Черноиваном – это уже не просто визуалы, это уже прям какая-то 3D-графика получается…
На этом интересном месте кто-то поскреб меня за рукав.
– Лиан, а… куда мы едем? – Голос у Машуры был виноватый, она смотрела на меня глазами не выгулянного спаниеля.
– В Питер, – буркнул я, отводя взгляд. Чуть подумал и пояснил: – В большой город.
– Это там ты встретил, – она оглянулась по сторонам и прошипела мне в шею, – дракона Женетт?
Я проворчал что-то нечленораздельное, надеясь положить этим конец разговору. Но не тут-то было:
– Лиан, скажи, а ты Ноалу волчок отдал потому, что хотел, – хватка цепких пальчиков на моем рукаве усилилась, – меня спасти?
Я не удостоил чудо в тапках ответом.
– Нет, ну правда, ты думал, что я попала к нему в лапы? И поэтому рискнул всем?
– Что ты хочешь услышать? Что я остолоп? Теперь довольна? Может, оставишь меня в покое?!
Электричка затормозила на подходе к станции, и я тяжело плюхнулся на освободившееся сиденье. Примостившись на лавке напротив, Машура уставилась на меня влажными глазами:
– Ой, Лианчик, ну прости меня, а? Пожалуйста. Я была такой дурой! Я же ведь не знала…
Между нами протолкались чьи-то ноги, набитая картошкой авоська на миллиметр разминулась с моим носом.
– Понимаешь, я вышла в сад, а там зверь, – поспешила продолжить спутница, переждав авоську. – Я думала, поймаю его, зажарим… Только он пронырливый оказался, и я заблудилась. Там все дома такие похожие… А потом я нашла ларек…