Мир в подарок

Демченко Оксана Б.

Верный расчет первого Адепта – снавь неизбежно постаралась бы спасти проклятого, живи она в мире. Он предусмотрел оба варианта, натаскивая своих змей: не помогут ни решительная молодость, ни приходящий с возрастом опыт. Окажись Говорящей с миром лет меньше, чем отведено приговоренному, она сунется по глупости, наскоком, и едва ли сумеет победить, слишком молода. Но и в самом удачном случае возьмет приговор на себя и умрет очень скоро, в оговоренный для проклятого срок, такова плата. Если же она старше, то погибнет немедленно.

Одна беда. Я нервно хихикнула, почти

сочувствуя змеям. Мейдже – моему телу – семнадцать. Нике – то есть сознанию – тридцать пять. Бедные змеи нас даже толком нашарить пока не могут. Как же казнить? Вот вам и третий случай. Надежды он не дает, только время. Хотя что сейчас может быть ценнее? Пока черные веревки-тела путались и плелись, мое чутье следило за их движениями.

Всего лишь тонкая нить, твердила ему я. Одна нить, а не много, всё остальное тут не настоящее, кроме одной нити. Надо найти кончик. Хвост мелькнул на миг, мои пальцы ловко подцепили его. И чуть не отпустили от изумления.

Нить не несла зла.

Её плела в невозможно давние времена – более двух сотен лет назад – одна из нас. Я так не сумела бы. Ничего, еще научусь, какие мои годы. Прикрыв глаза, я почти видела сухие пальцы немолодой женщины, ловко скручивающие кудель, и смутно слышала простой напев. Те же руки сплели из трех готовых ниточек единую, наполненную силой дара – осторожно, бережно, с большой любовью к миру и людям, чтобы женщина, носящая ребенка, не болела и родила легко, а ребенок появился здоровым и вырос крепким. Чтобы жил долго и счастливо.

Я улыбнулась. Распутывать леску – это вполне мое дело, сколько я их пораспутывала еще ребенком, после очередной братовой супер-рыбалки! Практически, мне в этом нет равных. Надо только делать все очень спокойно и терпеливо, без резких движений, не дергать нить и не тянуть её резко.

Время словно заснуло, я стояла в мутном кривом контуре, свет постепенно менял окраску от дневного к вечернему, клубочек рос. Наконец расслышался тот старинный мотив, и я тихо замурлыкала его. Нить сразу стала послушнее. Виток за витком, петля за петлей, рассмотреть сложные узелки, ослабить – продеть – придержать – смотать – разобрать. И еще раз, снова, опять, до бесконечности с прежним терпением.

А потом разом остался совсем короткий кусочек. Черный, сочащийся ядом проклятия, привязанный к нити двойным узлом и после почти вплавленный в её тело. Голова змеи. Я оторвала её одним коротким движением, сожгла и сдула с ладони пепел. Всё?

Контур раскрылся цветными лепестками, опал и растаял. Нить уютно свернулась в ладони, грея руку. Силье и Яниза, встрепанные и раскрасневшиеся, сидели на камне плечом к плечу и жадно смотрели на меня: ну, как?

И действительно. Я осторожно глянула вниз. Как там наш капитан?

Он спал, свернувшись клубком. Беспробудно. Жизнь медленно, неуверенно, вроде бы нехотя заполняла тело, и в явь он вернется точно не сегодня.

– Сэль, его надо отнести на корабль. Укутать поплотнее и потеплее, прямо целиком, с головой. До утра не будить. Позови своих головорезов, а? – я села и потянулась. – Меня тоже не будить.

–

Ну уж нет, подруга, – она совершенно по-пиратски свистнула в два пальца, подзывая моряков. – Отнесут, и неудавшуюся вдову проводят, если она согласится. А ты не уснешь, пока не объяснишь, что это было! У меня тоже нервы, знаешь ли! Так что говори по-хорошему!

Яниза сбегала к соловым, давно расседланным и вычищенным, мигом вернулась с двумя бутылками. Глаза её хищно горели. Понятно, чего уж там. Пока я с клубком возилась, бессовестные девицы и подрались для интереса, и, убедившись, что дело движется в нужную сторону, окончательно спелись. Теперь будет происходить грубый шантаж меня, несчастной, отличным белым вином, пересланным нашим памятливым князем. Я мстительно прищурилась.

– Ладно, идем на Чайку. Там разберемся.

– Идем, – не менее воинственно заявили нахалки хором.

Закат залил океан сиянием, на котором двумя тонкими силуэтами рисовались Акула и Чайка. Команды гуляли на галере и берегу, отмечая окончание наказания любимого капитана. Силье без выражения буркнула, что в обед Санталу и той «сухопутной крысе» тоже вернули одежду и знаки отличия. Правда, свое слово еще не сказал неведомый мне Кормчий. Ну не зверь же он, в конце концов!

Лемара устроили в каюте на носу: от нас на корме обычно слишком много шума. Мы прошествовали в знакомый мне зал с неиссякаемыми запасами красного вина и узорчатыми коврами, особенно приятными после выпивки своими мягкостью и толщиной.

Брюнетка вскрыла первую бутылку доставленного Янизой белого и наполнила мой бокал. Понюхала, с сомнением пожала плечами и плеснула себе. Обернулась к новой знакомой. Пора.

– А ей не наливать, – сообщила я довольно. – Ты бы могла и сама заметить. Ты уже целый день снавь.

– Не больно и хотелось, – фыркнула Яниза обиженно.

– Дорогая, я говорю серьезно. Спроси у капитанши, вон у неё глаза как округлились.

Силье неопределенно повела бровями, сделала сложный жест ладонями, словно собираясь станцевать. Внятно объясняет. Теперь и голубоглазая смотрела с интересом, забыв обиду. Арагни был вручен бокал с водой, действие сопровождалось невнятным хихиканьем и хлопаньем ресниц. Отрастила, аж ветер по каюте!

– Яниза, наша гостеприимная хозяйка имеет ввиду, что у них, на островах, тоже не дают спиртного беременным. Пей водичку, привыкай. Почему-то у меня ощущение, что вы с Первым капитаном знакомы недолго, но надолго. Как вы так успели, а? Хотя бы вкратце.

– Ну надо же, три дня замужем, и вам уже мерещится ребенок, – голубоглазая и не думала удивляться. – Он мне сразу жутко понравился. Я имела несчастье заинтересовать княжну. Тарпен спас меня, а Лемар донес до покоев князя, к лекарю. Нес и шептал – потерпи, маленькая, все будет хорошо, воробушком называл. Думал, я не слышу. А на следующее утро подарил фамильные драгоценности.