Мир в твоих руках
Шрифт:
Пока он не заплакал.
И только тогда они прекратили. Старшики отпустили ещё несколько обидных шуток и собрались уходить. В конце концов, вечер сгущался всё сильнее, и нужно было успеть вернуться домой до темноты.
Геран лежал ещё минуту, а потом медленно встал. Снегом стерев с лица кровь, поправил шапку на голове и медленно пошагал вперёд.
Самой большой мечтой Герана было сделаться однажды невидимым. Чтобы его никто больше и никогда не замечал. Чтобы не кричали вслед ничего обидного. Он хотел выходить из дома, не оглядываясь в страхе, что где-то рядом старшики.
Мальчишка проскулил себе под нос: «Когда уже это закончится?» – предполагалось, что старшики не услышат, но они услышали. И тогда кто-то из них прокричал в ответ: «Когда деревья снова станут зелёными!» И ушли.
Геран заплакал ещё сильнее от несправедливости и унижения.
Через три дома от него открылась калитка, и оттуда выбежала голенастая девчонка. Она подбежала к парню и быстро принялась снегом стирать у него с лица кровь.
– Я уже думала, они никогда не уйдут. Надо было позвать взрослых.
– Не надо. Потом было бы ещё хуже, ты же знаешь.
Она знала.
– Вставай! – скомандовала девица. – Скоро станет совсем темно! В дом надо быстро! Переночуешь сегодня у нас, я уже договорилась с родителями.
– Спасибо, Лада.
Они поднялись и со всех ног помчались к открытой калитке.
Холода пришли десять лет назад, и Геран даже не помнил времени, когда бы их не было. Вечные снега и вьюги – вот мир, который он знал. И не он один. Целые поколения успели родиться и войти в более-менее осмысленный ум, и никто из них не видел лета.
Никто точно не знает, почему это случилось. Но в какой-то момент зима в марте так и не закончилась. Геран ещё толком не понимал, каких трудов его родителям стоило выжить, особенно в первые несколько лет холодов. Он даже не был знаком с половиной своих родственников, которые умерли за это время, а было их не меньше сорока. Одно мальчишка знал точно – вот уже десять лет никто не видел живого зелёного дерева. Земля не рожала хлеб, а маленькие, уплотнённые сверх всякой меры теплицы не давали необходимого количества еды. А ещё Геран знал, что каждый день с наступлением темноты становилось так холодно, что если ты не успевал до этого времени добежать до дома, то назавтра кто-нибудь найдёт твой окоченевший труп.
На следующий день Геран проспал дольше обычного, пока его не разбудила Лада, которой уже надоело ждать, пока он встанет сам. Парень разлепил глаза и вдруг захохотал.
– Что? – надулась девочка.
– У тебя под носом зелёнка!
– Я знаю, – насупилась Лада. – Она не отмывается, зараза!
На улице царило какое-то оживление, голоса, смех. Герану стало так интересно, что он оделся и выкатился наружу даже без завтрака.
Помилуй, Трёхликий, что там творилось!
Перед домом Лады стояло три голых помертвевших берёзы. Они были выкрашены в зелёный почти до самой макушки. Люди ходили вокруг них и с удивлением переговаривались. Вчерашние старшики тоже были там. Двое отделились от их компании и подошли к Герану. Первый сказал:
– Умно придумал, мы поржали.
Потом он дружески хлопнул парня по плечу и ушёл.
Геран не мог поверить своим ушам. У него даже на какое-то время перехватило дыхание и выступили
Геран обернулся и посмотрел на Ладу. Она мялась на крыльце и всё тёрла нос, под которым сидела клякса от зелёнки. Мальчишка сорвался с места и обнял девчонку, зарывшись лицом в тёплый мех её шубы.
– Спасибо, Лада, – только и сказал он, прежде чем разреветься уже окончательно. – Спасибо!
Они простояли так ещё некоторое время, а потом ушли в дом завтракать. Остальные тоже не долго кружили у деревьев и разошлись по своим делам.
На одной берёзе на самой тонкой и слабой веточке налилась робкая маленькая почка.
Вероника Богданова (г. Лабытнанги, Ямал)
Увидеть ангела
Женька Шнурков рос у бабушки в деревне и родителей не помнил. Когда-то, очень много, по мнению мальчишки, лет назад, его привезла в скромный деревянный домишко у озера незнакомая тётенька с неулыбчивым лицом. Она поставила у порога небольшой чемоданчик с Женькиными вещами и, испытующе оглядев бабу Клаву, сообщила:
– Вот ваш Евгений Евгеньевич. Не обижайте его, он и так много повидал из того, что детям видеть не положено. А мы вас будем навещать.
– Навещайте, чаво уж, – согласилась бабушка, а тётенька, уже переступая порог, словно торопясь избавиться от чужого мальчика, строго отрезала:
– С проверками.
И потекли похожие друг на друга дни, которые отличались разве что сменяющими друг друга сезонами. Неизменным было одно: и зимой и летом баба Клава каждый вечер зажигала в уголке перед какими-то картинками (потом Женька узнал, что они называются «иконы») свечку и, глядя на изображённые на них диковинные отрешённые лица, что-то тихонько шептала, легонько касаясь пальцами лба, фартука прямо посередине живота и – поочерёдно – плеч.
– Что ты делаешь, ба? – спрашивал тогда Женя, и та отвечала:
– Молюсь, чтобы тебя твой ангел-хранитель не забывал. Он у тебя сильный, однажды крыльями тебя от страшной беды укрыл.
Эта бабушкина фраза об ангеле-хранителе накрепко засела в Женькиной вихрастой голове. Что за беда случилась в его крохотной шестилетней жизни, он не помнил. Милосердная память похоронила где-то в глубинах сознания картину смерти его матери от рук озверевшего от пьянки отчима. Изверг тогда просто не заметил скорчившегося в уголке у раскладушки трёхлетнего пасынка, а то и его бы постигла участь несчастной женщины…
Потом мальчика привезла в деревню к бабушке представительница отдела опеки – та самая тётенька со строгим лицом. И стала баба Клава для Женьки Шнуркова и мамой, и папой, и воспитателем в одном-единственном лице.
Глядя долгими зимними вечерами в тёмное окно, за которым расстилалась гладь покрытого толстым слоем льда спящего озера, мальчик мечтал об одном: хотя бы раз наяву увидеть настоящего ангела-хранителя…
Однажды Женька проговорился об этом своём желании бабушке. Она странно посмотрела на него, вздохнула, потрепала по светлым непослушным волосам и тихо сказала, прижав к своему тёплому мягкому боку, пахнущему хлебом: «Увидишь, милок. Обязательно увидишь…»