Мир Вечного Полдня (сборник)
Шрифт:
Да, тут тоже были проблемы.
Неожиданно появилась Любаня. Она поцеловала его, поморщила носик, потом еще раз поцеловала, словно заставляя себя привыкнуть к его запаху. Ростик смутился.
– Я так, на минутку. Слышал, у тебя все в порядке.
– В порядке, только... - Она обернулась, посмотрела в коридор за стеклом, откуда только что вышла. - Знаешь, ты иди домой, я пораньше сегодня отпрошусь.
Ростик потянулся к ней, вдохнул аромат волос. Это был мирный, домашний запах. И как хорошо было, что он к нему еще не
– Я буду ждать тебя дома.
– Пойдем, провожу. - Она взяла его за руку.
Они шли рядышком, не разговаривая, продвигались к выходу. Ростик мог бы идти так долго-долго, но лестницы в больнице были хоть и широкие, чтобы носилки вручную разворачивать, но не длинные. И вдруг совсем на выходе возникла какая-то кутерьма.
Ростик выпрямился, поправил свой карабин, шагнул вперед.
Кого-то принесли, и мама его куда-то направляла. Ее голос, чуть резковатый, с решительными нотками, звучал в гулком вестибюле как набат. Но ей возражали, и не менее чем десяток голосов, хотя и не такие решительные.
– И все-таки он будет тут вылечен! - сказала мама. - Он раненый, и не имеет значения...
– Имеет, доктор. Ты же сама знаешь, что имеет, - убежденно прозвучал чей-то бас.
– Здесь распоряжаетесь не вы, любезный, а я, врач по образованию и по должности. Несите! - Она даже слегка толкнула в плечо одного из солдатиков, согнувшегося под тяжестью вновь прибывших носилок.
Солдатики почувствовали впереди некоторое пространство, потопали наверх, к Ростику и Любане, подавшимся в сторону, в угол.
– Мам, что происходит? - спросил он мать, когда она поравнялась с ними, шагая рядом с носилками.
– Борщагова принесли. Он ранен, а его не дают оперировать...
– Он гауляйтером себя объявил, ты знаешь? - негромко проговорил Ростик, но его голос все равно очень отчетливо прозвучал в наступившей на миг тишине.
– Ну и что? Тебя послушать, так мы и пленных немцев не должны были лечить, потому что они враги. А перебежчиков вообще...
Вдруг на верхней лестничной площадке что-то грохнуло. Открылась дверь, и на носилках уже знакомые ребята выволокли полулежащего на локте перевязанного человека. Если бы Ростик не помнил, что эти солдатики несут капитана Дондика, он сам бы под этими лохмотьями и грязными лоскутами, заменяющими бинты, никогда его не узнал.
Капитан вдруг хриплым, тяжелым голосом приказал:
– Стой! - Потом, тяжело дыша, сполз на пол, едва удерживаясь на ногах, шагнул вперед, спросил поднимающихся солдатиков: - Правда, что гауляйтера несете?
– Его, товарищ капитан, - ответил один из передних носильщиков.
Дондик огляделся, увидел Ростика.
– Гринев, дай карабин! - Вот он был настоящим офицером.
– Что вы тут раскомандовались, любезный, - подала голос мама. Она только что справилась с теми пациентами, что остались внизу, и собиралась справиться с капитаном. Но
– Ребята, - попросил капитан бойцов, что тащили его носилки, - вы подержите ее, только нежно.
– Да как вы смеете? По какому праву вы тут командуете?!
Он повернулся к ней. Почти вслепую вытянул вперед руку в просящем жесте.
– Таисия Васильевна, заклинаю - прости. Но я это сделаю. - Он оперся на одного из подоспевших солдатиков, которые наконец-то догадались бросить опустевшие носилки, и продолжил: - Гринев, так дашь карабин?
– Ростик, не смей! - прокричала мама. - Он его расстреляет!..
Сверток на носилках судорожно зашевелился, а потом из-под одеяла донесся всхлип. Ростик посмотрел на капитана, потом на Любаню.
– А, ладно, проблемы пусть с тобой остаются, - решил капитан. - Я у кого-нибудь другого возьму.
В самом деле, людей с оружием вокруг было немало.
– Я вам официально заявляю, я подам Председателю рапорт! - снова проговорила мама, но этот бой она уже проиграла.
Солдатики, которые несли гауляйтера, повернулись и стали сходить вниз. Двое держали маму, действительно очень нежно, за руки, от волнения сопя на весь этаж. Двое сводили капитана, помогая ему переставлять ноги.
Более того, весть о расстреле Борщагова разнеслась уже по всей больнице, и из дверей появлялись все новые и новые люди. Каждый нес что-то в руке. Кто-то даже крикнул сверху, с самого верха:
– Капитан, ты не торопись. Расстрельной команде дай собраться.
Дондик никак не отреагировал на эту реплику, но Ростик был уверен, что он подождет.
Потом людей стало очень много, потом они как-то иссякли. Ростик стоял рядом с Любаней и мамой. Солдатики, которые держали ее, куда-то исчезли.
Мама была бледна, но никуда уже не торопилась. При всем своем характере она поняла, что ее все равно не пустят туда, где расстрельщики поставили ненавистного секретаря райкома.
– Ты осознаешь, что там сейчас злодейство произойдет? - спросила она, поднимая на Ростика глаза.
– Злодейство произошло раньше, мама. Когда этот сукин сын, потеряв власть, к которой привык, решил воспользоваться пурпурными, чтобы вернуть ее себе. Любыми средствами. Даже расстрелом заложников.
– Это злодейство! - произнесла она.
И тогда подняла голову Любаня. Словно испуганная птаха, она стояла, спрятавшись за Ростиком, и вот теперь решила высказаться:
– А родным расстрелянных заложников, совсем невинных людей, вы можете это сказать?
– Нужен суд, нужно было созвать суд. Без правосудия...
– Мама, - печально, очень грустно произнесла Любаня, - если бы мы его расстреляли тогда, когда первый раз накрыли на... на предательстве, сегодня десятки людей были бы живы. Теперь я знаю - убивая, может быть, ты спасаешь десятки других людей. Правда, это арифметика войны, а не правосудия, но...