Мир во спасение
Шрифт:
– Что вам надо от меня? – Матвей старался быть благодарным. В конце концов, это она вывела его из внезапного оцепенения, да и остатки жуткого воинства исчезли, как только появилась эта старушенция.
Она сорвала с головы шляпку, обнажив сильно поредевшие седые волосы, нетвёрдой походкой доковыляла до одного из каменных столбиков и попыталась смахнуть с него слой мелкого, как пыль, песка. Но тут же последовала яркая вспышка белого пламени, которая превратила шляпку в пепел и опалила её руку так, что та обуглилась.
– Уничтожьте этот камень, – простонала старуха, выставив вперед обожжённую кисть руки. – Я знаю, вы можете. У
– Что это? – ткнул он пальцем в камень.
– Нет! – вскричала старуха. – Не прикасайтесь к нему. Только я… Только мне позволено. Стреляйте же. Я видела! Такая мощь! Или дайте мне. Я сама. – Она потянулась к подсумку на его поясе, где лежал аннигилятор.
– Уберите руки, гражданочка, – спокойно, но твёрдо сказал Матвей, и дрожащие обугленные старушечьи пальцы замерли в сантиметре от магнитной пряжки. – Может быть, я и помогу, но сначала объясните мне, что это такое и почему я должен это уничтожить.
– Это… Это! – Старушенция явно силилась придумать что-нибудь правдоподобное, но, похоже, фантазии у неё не хватало. – Это зло! Страшное Зло! Его надо истребить. Тут всё – Зло! Здесь целая долина Зла! Мой славный рыцарь! Великий воин! Уничтожь хотя бы одно из его тысяч вместилищ, и ты сам поймёшь всё…
– Я-то пойму, – пообещал Матвей, – только предпочитаю сначала разобраться, а потом палить. – Он аккуратно подвинул старуху, стоявшую между ним и «надгробием», сделал пару шагов вперед, чтобы присмотреться к нему получше.
Пальцы даже не успели коснуться камня, как по ним с треском пробежали ослепительные белые искры, а всю руку до предплечья пробила нестерпимая боль.
– Я же говорила! – радостно воскликнула старуха. – Я же говорила, что это Зло! Уничтожающий зло творит добро, разве не так?!
Но Матвей медлил. Подвохом здесь несло за версту, да и место это слишком уж напоминало кладбище, а тревожить мёртвых во все времена и во всех мирах считалось делом и постыдным, и опасным.
– Нет, – решительно ответил командор, – сначала вы мне подробно расскажете, что это за зло такое, кому оно мешает и каков тут ваш интерес. – В то, что старушка просто бескорыстно и самоотверженно пытается бороться с неким злом, не верилось, хоть тресни.
Элла, видимо, отчаявшись, присела на обломок точно такого же «надгробия», тяжело вздохнула, бросила на него взгляд, полный страдания и тоски, и заговорила как по писаному:
– Зло не было когда-то сотворено, Зло – это всего лишь добро, отражённое в кривом зеркале. Зло в человеке – это личный эгоизм каждого. Чем более мы допускаем произвола, тем более уродуем окружающий нас мир, принося ему всё новые и новые скорби. Мы рождаемся слабыми и себялюбивыми, и только жизнь учит нас состраданию и милосердию, позволяет обрести идеалы и веру. Но как быть тем, кого судьба обделила добродетелями и любовью, кого не свела с добрыми, сильными и мудрыми? Те, кто при жизни брёл
Она продолжала говорить, но голос её звучал всё тише, да и сама старуха становилась всё прозрачнее, а вскоре превратилась в плоское изображение, которое чаще и чаще подёргивалось рябью. Вдруг она вновь обрела объём, с ужасом посмотрела сначала на Матвея, потом на свои руки и в тот же миг превратилась в гипсовое изваяние, которое тут же рассыпалось в пыль.
Внезапно раздался вой сирены, а из тучи вздыбленного песка вырвался юркий броневичок с мигалкой и надписью: «Рolice» на борту. Вслед за ним из того же пылевого облака высыпал целый взвод полицейских в чёрных шлемах и бронежилетах, вооружённых тяжёлыми ручными лучемётами. Они окружили Матвея, держа его на прицеле, и едва тот потянулся к подсумку с аннигилятором, несколько вспышек оплавили песок буквально в метре от его ног.
Из броневичка вышел высокий сухопарый щёголь в белых брюках, белой рубашке с коротким рукавом и такой же белой ковбойской шляпе. На груди его солнцем сияла начищенная пятиконечная звезда. Присмотревшись, Матвей разглядел на ней сквозь слепящий блеск надпись: «SHERIFF».
– Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством. Вы понимаете свои права? – он сказал это на галаксе, затем повторил по-английски, а после паузы – ещё раз, уже по-русски. После этого шериф отстегнул от пояса наручники и, держа их наготове, двинулся к задержанному. – И не думайте, что у этих парней бесполезные пукалки или что они хреново стреляют.
Он подошёл почти вплотную, явно рассчитывая, что подозреваемый не окажет сопротивления, безропотно даст себя заковать и препроводить в участок, но вдруг замер, пристально глядя Матвею в глаза.
– Живой?! – В голосе шерифа прозвучало нескрываемое удивление. – Кто здесь был ещё? Старуха?!
– Да…
– И где она?
– Исчезла.
– Как она исчезла?
– Сначала уговаривала меня разнести этот памятник. А потом начала объяснять мне, что такое зло. А потом побледнела и выпала в осадок. Вот в такой. – Матвей зачерпнул горсть песка и пропустил его сквозь пальцы.
– Ну наконец-то, – выдохнул шериф с явным облегчением. – Эй, парни! Отбой. Дело закрыто.
Бойцы превратились в стаю песчаных смерчей, со свистом улетучились и растворились в сером низком небе.
– Пойдем, парень, подброшу, если хочешь. – Шериф похлопал Матвея по плечу. – Поехали. Здесь нельзя находиться. Ни живым, ни мёртвым.
– А что здесь?
– Поехали. По дороге расскажу. Ты сам-то кто будешь?
– А ты кто?
– Сразу видно, новенький! – Собеседник едва заметно усмехнулся. – Меня здесь каждая собака знает. Метроном Кассий, шериф всех обитаемых земель от Нижней Пандоры до Граблино. – Он протянул Матвею руку, и рукопожатие оказалось крепким и искренним.