Мир во спасение

Юрьев Сергей

– Эй! Мы почти пришли! – голос пастора звучал откуда-то издалека и был едва слышен сквозь завывания ветра и шорох пожухлой листвы в обширном дворцовом парке. – Начинается самое интересное!

– Я же предупреждала: не смей со мной заговаривать! – Анна сделала вид, что у неё всё под контролем, и не было только что никакой упорной и медленной битвы иллюзии с пустотой за её сознание.

– Я б на твоём месте глаза открыл, а то тут под ногами чёрт те чё…

Она не сразу последовала этому совету. Сначала остановилась, боясь споткнуться, и только потом заставила себя поднять веки. На самом деле ей было просто страшно увидеть то, что творится вокруг, и оставалось просто признаться себе в собственной слабости. Она вела себя как страус, засунувший голову в землю… Не видишь опасности – погибаешь, не успев

испугаться. Но здесь смерть ничего не меняет. Разве что исчезнут боль и страх, печали и заботы. Останутся лишь желания, которые будет так легко исполнить. Стоп! Опять чужие голоса. Но нет! Не в голове… Справа, на скальной стене, поднимающейся в бесконечность, проступали, озаряясь бледным синим пламенем, и исчезали чьи-то губы, которые едва слышно и торопливо что-то шептали, как будто пытаясь успеть что-то сказать проходящим мимо. А слева вниз уходил обрыв, под которым плескался океан красноватой светящейся густой жижи, которая пенилась и бурлила. Но, присмотревшись, Анна заметила, что никакая это не жижа. Сотни, тысячи, миллионы человеческих тел копошились там, внизу, то обретая форму, то растекаясь, как желе. Тропа между стеной и обрывом, усыпанная каменной крошкой, обломками пластмассы и обрывками ярких упаковок то ли от чипсов, то ли от презервативов, была не больше полуметра шириной, и любой неосторожный шаг мог стать последним. Анна прижалась спиной к стене, но шепчущие губы тут же впились в неё жадными поцелуями. Пришлось отшатнуться от неё и стоять в опасной близости от края пропасти.

– Впечатляет?! – поинтересовался Фреди, глаза которого озарились тем же свечением, что и океан человеческих тел. Океан трепещущей плоти… – Но нам надо спешить. Я бы предложил руку помощи, но ты сама запретила к тебе прикасаться. С закрытыми глазами у тебя лучше получалось.

И это ничтожество смеет упрекать её в трусости и нерешительности! Нет! Нельзя позволять ему ни торжествовать, ни злорадствовать! Но почему здесь всё так мерзко… Она двинулась вперёд, как только почувствовала, что коленки перестали дрожать, а злость стала сильнее испуга. Главное – стараться не смотреть ни вниз, ни по сторонам. Пусть уж лучше перед глазами маячит отполированная лысина. Справа на ней мерцали отблески алых сполохов океана, а слева – синие отсветы шепчущих губ.

Похоже на полицейскую мигалку на броневике, движущемся впереди императорского кортежа. Стоп! Не надо воспоминаний. Они засасывают, они превращаются в грёзы, они грозят гибелью. Погибший здесь навсегда останется частью этого мира. И неизвестно, удастся ли потом мёртвой принцессе добраться хотя бы до Нижней Пандоры.

А если незаметно приблизиться сзади и столкнуть этого гнусного проповедника с края пропасти. Пусть купается…

– Не советую, – сказал Фреди, не оглядываясь. – Во-первых, никуда я не упаду, а во-вторых, это не в твоих интересах, детка.

– Ты что – и мысли мои читаешь?!

– Пока нет, но спина моя прекрасно чует опасность.

– Зачем ты мне нужен?

– Я уже говорил! – Теперь пастор-самозванец говорил торопливо и раздраженно. – И в твоих интересах как можно быстрее проникнуться ко мне хотя бы симпатией. У меня миссия! Я должен донести Истину до каждого уголка обитаемой вселенной. Правду о Седьмом Пришествии! Но поодиночке отсюда не выходят! Новому миру нужны Адам и Ева. Разве ты сама не знаешь об этом? А?! Кроме нас, из всей компании никого не осталось, так что нам поневоле придётся поладить, если хотим выжить и победить.

– Врёшь!

– А ты проверь… – Он как ни в чём не бывало двинулся дальше, и, казалось, узость тропы и близость пропасти ничуть его не смущали.

Врёт. Всё врёт! Есть ещё музыкант. Никто не видел его мёртвым. А ещё есть тот командор, о котором ей удалось подслушать по коммуникатору.

Лысина пастора удалялась, продолжая сверкать, как полицейская мигалка. Политические соображения заставляли следовать за ним, но очень уж было противно.

Вдруг позади послышался шлепок, как будто с высоты упал огромный ком густой липкой грязи. Оглянувшись, Анна увидела, что по тропе размазался светящийся сгусток красной слизи. Но он не стекал вниз, он, наоборот, – вползал вверх по отвесной скальной стене. Вскоре из него сформировалось некое подобие человеческой фигуры, а ещё через несколько

мгновений на тропе стояла обнажённая Цинь Цзянхун. Только кожа её приобрела какой-то неестественный красноватый оттенок. Её алые губы сжимали огромную сигару. Китаянка щёлкнула пальцами, высекая огонь, прикурила, а затем, вышагивая как на подиуме, подошла вплотную к принцессе и пустила ей в лицо густую струю дыма.

Сознание заволокло тьмой…

Глава 27

На свете есть три самые большие и бесполезные вещи – египетские пирамиды, великая китайская стена и линкор «Ямато».

Поговорка, популярная среди японских моряков во время Второй мировой войны

Корабль тряхнуло, и откуда-то снизу донёсся металлический скрежет.

– Началось… – Арига склонился к переговорному устройству. – Дистанция девяносто два кабельтовых, курсовой угол двадцать два градуса. Огонь!

Из стволов главного калибра вырвалось синее пламя, все иные звуки потонули в грохоте залпа, а через пару секунд справа по курсу из пылающей алой жижи поднялся лиловый столб из брызг и ошмётков плоти.

– Дистанция восемьдесят кабельтовых, курсовой угол тридцать четыре градуса. Огонь! – снова скомандовал Арига, и жерла орудий вновь выплюнули холодное пламя. И снова снаряды поразили ту же цель. На этот раз Матвей разглядел в бинокль огромное чудище, покрытое чешуёй из стальных листов, скреплённых массивными заклёпками. Его щупальца беспорядочно изрыгали пламя из многочисленных пор. На неимоверно длинных шеях болталось несколько голов. На нескольких лицах ещё сохранились человеческие черты, но больше они напоминали ритуальные маски, призванные то ли устрашить врага, то ли отпугнуть демона. После третьего залпа бронированное чудовище перестало трепыхаться, и вскоре на поверхности неподвижного тела поднялись зелёные холмы, на которых начали прорастать деревья, а вниз хлынули прозрачные ручьи.

– О как! – восхищённо воскликнул командор.

– Не надо обольщаться, – отозвался Арига. – Надолго не хватит.

– Кого не хватит?

– Не кого, а чего. Стабильности.

На этот раз Матвей не стал переспрашивать, продолжая наблюдение. Не прошло и нескольких минут, как волны океана Хаоса начали захлёстывать островок, смывая с него зелень, а потом и вовсе поглотили его.

– Ну, и стоило снаряды тратить? – поинтересовался Матвей.

– Не всякий здравый смысл очевиден, не всякая истина лежит на поверхности, – парировал Арига. – Знаешь, почему там, на Земле, настоящий «Ямато» когда-то был обречён на верную и, казалось бы, бессмысленную гибель?

– Почему?

– Потому что командование решило, что нация возненавидит флот, если такой линкор уцелеет в войне.

– Не улавливаю, в чём связь…

– И не надо. Я же просил не задавать глупых вопросов.

– А если мне интересно?

– Хочешь дальше пешком идти?

– Никак нет, господин контр-адмирал!

– То-то же…

Приближалась развязка. Матвей это чувствовал, и от этого становилось как-то не по себе. Может быть, и не стоит пытаться отсюда вырваться? Сделать себе харакири по примеру бравого самурая и остаться старпомом на его грозной посудине. Даже если в том, что делает Арига, нет практического смысла, то понять его гораздо легче, чем тех многочисленных интриганов, что затеяли странную, нелепую и жестокую игру, в которой он принужден участвовать. Можно, например, воссоздать свой истребитель и начать обеспечивать линкору воздушное прикрытие. И боевые операции против Хаоса станут куда более эффективными. Только надо узнать, что за боеприпасы применяются в этой войне.

– А если я спрошу, что за штуку мы только что расстреляли – это будет глупый вопрос?

– Да! Абсолютно дурацкий?! – Арига усмехнулся и дружески похлопал Матвея по плечу. – Я не знаю, что это было. И мне всё равно. Добычей Хаоса и его частью с одинаковой лёгкостью становятся развратники и святоши, трусы и смельчаки, дураки и умники. Мне неважно, кем они были. Я просто вижу, во что они превратились. И я вовсе не несу им смерть. Я, наоборот, даю им шанс преобразиться, вспомнить, что бытие состоит не из одних лишь безудержных и всепожирающих страстей.