Мир за гранью войны
Шрифт:
* * *
Летчик оказался совсем молодым парнем, на вид даже моложе Ганса. Лет двадцать от силы. Невысокий, худощавый, с косой темной челкой, падающей на лоб, в летном комбинезоне и ботинках. Свой летный шлем он нерешительно мял в руке. После пережитого боя, падения и последующих приключений парень явно пребывал не в своей тарелке. К тому же на фоне рослых, здоровых эсэсовцев, обвешанных оружием с ног до головы, щуплый и встрепанный летчик смотрелся довольно комично. Нойнер, едва только глянув на этого "асса" сразу же вспомнил "Счастливчика" Подольски, правда, тот ростом был повыше. А так вообще
52
Grunschnabel (нем.) — буквально: "зеленый клюв" — новичок, новобранец.
— Лейтенант Курт Райх, пятьдесят вторая истребительная эскадра. — Парнишка явно старался произвести впечатление настоящего вояки, даже вытянулся по стойке смирно, для солидности.
Бестманн и Нойнер скептически переглянулись.
— Штурмбаннфюрер Вальтер Бестманн, дивизия СС "Тотенкопф" — Вальтер как бы невзначай повел подбородком, отодвигая ворот камуфляжной рубашки и ненавязчиво демонстрируя недавно полученный рыцарский крест (первый в дивизии!): знай наших! Затем последовал кивок в сторону Ганса — оберштурмфюрер Ганс Нойнер, это его парни тебя вытащили. Садись, лейтенант, передохни пока.
Ганс кивнул Русту, маячившему у входа в хату. Взводный отсалютовал рукой и, хлопнув по плечу стоявшего рядом гренадера, скрылся из виду. Гренадер молча сложил в углу парашют и несколько железяк, после чего тоже исчез. Пока происходило это молчаливое действо, Бестманн (тоже молча) добыл из-под стола бутылку коньяка и, набулькав приличную порцию в обычную жестяную кружку, пододвинул ее летчику.
— Пей, парень, а то выглядишь ты, как angewarmte leiche [53] , если не сказать еще хуже.
53
Angewarmte leiche (нем.) — буквально: "тёплый труп" — на немецком солдатском жаргоне так обозначался человек близкий к изнеможению из-за ранения, истощения или усталости.
Летчик с сомнением поглядел на кружку, но, под строгим взглядом комбата, все же взял ее в руки и, затаив дыхание, выпил, чуть не поперхнувшись напоследок.
— Другое дело! — Ганс от души хлопнул кашляющего лейтенанта по спине, от чего тот едва не полетел на пол.
— Э… а вы можете сказать, где я сейчас нахожусь?
— На земле! — Ганс с командиром весело расхохотались, глядя на вытянувшуюся физиономию летчика. — Не ожидал? Причем целым, а не по частям, с чем я тебя и поздравляю. — Ганс, все еще ухмыляясь, подхватил початую бутылку и ловко разлил остатки содержимого по трем кружкам.
— Prosit! [54] — Эсесовцы дружно опрокинули кружки, лейтенант выпил свою чисто машинально.
— Слышь, вояка, ты на фронте-то давно?
— А? — От пережитого и выпитого летчик уже начал медленно впадать в прострацию.
— Воюешь давно? Сколько "иванов" сбил?
— Сегодня — первого. Я меньше месяца как на фронт попал, из учебной группы перевели. Сегодня мой третий
54
Prosit (нем.) — стандартный немецкий тост.
— Не переживай — Вальтер похлопал незадачливого летуна по плечу — еще отомстишь. Первого ведь сбил — дальше легче пойдет. Ты с какого аэродрома, кстати? Надо же твоих успокоить.
— Я? Из под Чугуева. Вторая группа, четвертая эскадрилья…
— Ага. Ну, отдыхай, гроза небес. Мы твоим отзвонимся, если надо — подбросим до аэродрома. Но лучше ты у нас пока посиди. Ночью мы попробуем твой самолет вытащить, он вроде не сильно разбился, может и починят еще. Ну и ты вроде как не с одним парашютом вернешься. Согласен?
— Я? Я — да. Мы с вашими солдатами приборы с самолета скрутили. Часы там, высотомер… По инструкции положено! Где они? Я помню, мы их несли… — Курт закрутился на табуретке в поисках утраченных приборов.
— Да сиди ты, на месте твои железки. Вон на парашюте валяются.
— Ганс, у тебя коньяк есть? А то я последнюю бутылку истратил, чтоб этого "орла Геринга" в чувство привести.
— Нету! — Ганс решительно отмел поползновения командира на его недавно обретенное в боях с интендантской службой имущество.
— Штурмбаннфюрер, срочное сообщение! — появившийся очень кстати связист не позволил Бестманну облечь свои подозрения по поводу честности Нойнера в словесную форму.
— Боевой приказ?
— Нет, обычное сообщение по радио.
— А что там тогда может быть срочного?!
— Наши войска вступили в Москву! Только что из Берлина передали, я подумал: вам захочется знать…
— Правильно подумал. Ладно, можешь идти, молодец, что сообщил!
— Jawohl!
Ганс с Вальтером переглянулись, затем так же синхронно уставились на очумело крутящего головой летчика.
— Я за коньяком!
— Ты ж говорил: "нету"!
— А теперь есть! Хотя, пожалуй, ненадолго — такую победу надо отметить!
— Точно! Пусть это не мы вступили в Москву, но в этой победе есть и наша заслуга. И люфтваффе тоже. Так что тащи свой коньяк — лейтенант сегодня никуда не поедет, это уж точно!
Глава 9 "Третьего не дано"
— Что значит "отступили"?!!! — Гитлер буквально кипел от негодования, отчего его речь срывалась на шипящий шепот, а во взгляде, устремленном на командующего сухопутными силами, плескалась такая ярость, что Браухич невольно отшатнулся.
— Мой фюрер, войска устали, тылы растянуты, снабжение неудовлетворительно и не в состоянии полностью покрыть потребности наступающих войск…
— Не хочу даже слышать этот лепет! Москва должна быть взята! Любой ценой!!!
— ОКХ работает над этим, но войскам нужна хотя бы кратковременная передышка, на время которой наступление и было приостановлено — это временная мера, мой фюрер. — Гальдер поспешил вмешаться, чтобы прикрыть главкома, растерявшегося под эмоциональным напором Гитлера, однако буря, бушевавшая в восточнопрусской ставке, и не думала утихать.