Мир за гранью войны
Шрифт:
— Угу, принято. Отбой.
Отложив наушники, Ганс снова взялся за банку консервов — война войной, а кушать-то хочется! Ну а текущие проблемы можно и параллельно решать.
— Куно! — за спиной тут же послышалось приближающееся шуршание листвы. Когда шуршание смолкло, Ганс, ненадолго оторвавшись от еды, продолжил:
— Обойди все взвода и предупреди, что девятый полк начинает зачистку балки — пусть смотрят повнимательней. — Шуршание стало удаляться.
Ну, вот и вопрос решился, делов-то…
А еще через пару часов Нойнер вместе с командиром батареи штугов оберштурмфюрером Хорстом Крагом и подъехавшим Бестманном уже осматривали поле ночного побоища. В балке и по ее отрогам вперемешку с разбитыми повозками, сгоревшими машинами и поломанным вооружением
— Мда, не плохо мы ночью поработали.
— Еще бы, два боекомплекта за полсуток расстрелять, да еще и по ограниченному пространству…
— Кому как, моим штугам и одного за глаза хватило.
— Ага, зато вовремя. Вальтер, видал те кирогазы, что на выходе из этого лога стояли?
— Видал, правда так и не понял, что это за катафалки бронированные.
Ганс с Хорстом весело заржали — они успели осмотреть эти странные агрегаты раньше и уже выяснили, что это за "звери".
— Не ты один! Пошли, посмотрим вблизи, тогда будет наглядней…
Троица офицеров развернулась обратно и, обходя препятствия, вскоре выбралась к выходу из Сухого лога, где и стояли, жидко дымя, три упомянутых устройства странной конструкции, но несомненно военного назначения. Вернее стояли только два из них, так как третий буквально развалился на части, превратившись в бесформенную груду железа, отдаленно напоминающую сложившийся карточный домик. Близкий осмотр техники мало что прояснил: наличие листов брони, пушки и гусениц наводило на мысль о танке, вернее (с поправкой на отсутствие башни) о штурмовом орудии, но конструкцию штурмбаннфюрер опознать так и не смог и, под ехидные смешки подчиненных, вынужден был признать свое поражение.
— Ладно, сдаюсь. Так что это все-таки за колымаги?
Ганс ловко поддел носком сапога валяющуюся на земле железку и. подхватив ее рукой на лету, протянул командиру.
— Гляди.
Железяка представляла из себя значок-эмблему, которые, как правило, размещаются на капоте машин и прочей гражданской техники. Вальтер покрутил ее в руках и потребовал дальнейших пояснений, которые охотно предоставил Хорст.
— Это эмблема Харьковского тракторного завода. Я видел такие же на многих русских тракторах. А этот драндулет — обыкновенный трактор. Только его обшили броневыми листами и воткнули в кабину пушку [60] . Получилась, как не трудно догадаться, полная ерунда. Ни защиты, ни обзора, ни проходимости. Зато грохот просто неописуемый — дребезжали как упавший шкаф с фарфором и гвоздями. Мне даже в самоходке слышно было. Иваны еще фары включили и сирены воздушной тревоги запустили — хотели нас запугать. — Краг пренебрежительно хмыкнул, выражая свое отношение к таким попыткам. — Видишь ту кучку металлолома? Это мой наводчик засветил фугасным. Ну а те два противотанкисты изрешетили в два счета. ПАК38 [61] его практически навылет пробивала — я проверял.
60
Несколько десятков бронетракторов действительно были переоборудованы на ХТЗ осенью 41 г. Аналогичные машины выпускались также в Одессе под обозначением НИ1.
61
ПАК38 — немецкая 5-см противотанковая пушка.
— Scheisse!
— И даже еще хуже, чем ты думаешь сейчас. — Ганс тоже решил блеснуть информированностью. — Мы тут пошерстили по ближайшим кустам и тоже несколько пленных собрали под конец.
— О как! А мне почему не сообщил?
— Да они не транспортабельные были, в основном — мы их на поле боя собрали. А тех двоих, что целые были, мы парням из девятого сдали. Так вот: почти все они по-русски ни хрена не понимают. Бормочут чего-то, но на русский совсем не похоже, ну и рожи у них — соответствующие. По всему выходит, что у иванов людей уже не осталось — совсем диких ловят, которые не то, что читать, говорить нормально не умеют.
— А точно не умеют? У тебя ж переводчика нет…
— Не, точно! Ты ж знаешь, у меня солдат из Силезии есть — по-польски свободно говорит, ну и на русском уже неплохо научился. До сих пор ни одной осечки с допросами не было.
— Так может эти кавказцы, или кто они там, специально под идиотов косят, чтоб не допрашивали?
— Даже если они все как один клинические идиоты, то по-русски бы они все равно заговорили, если б могли. Мы одному для чистоты эксперимента все пальцы переломали — орал будь здоров! И говорил много всего, но по-русски — ни слова! Так что дикари они, совсем. Как им офицеры команды отдают — ума не приложу.
— Может, офицеры их язык знают?
— Может. Но это уже совсем ерунда получается. Даже французские колониальные войска по-французски кое-как понимали. Хоть и черномазые все были. А эти…
— Эти тоже не совсем белые. Ладно, раз в Красной армии уже ТАКИХ солдат и ТАКИЕ танки в бой бросают, то дела у них плохи. Кажется, нам все-таки удастся додавить их до зимы.
— Хорошо бы. Зимовать в окопах — удовольствие ниже среднего. Это вон, Хорсту хорошо, за броней. — С этими словами Ганс шутливо подпихнул артиллериста локтем в бок.
— Ага. А ты к этой броне на морозе прислониться не пробовал? Ну его к черту такое удовольствие. Сказал фюрер, что к зиме закончим, значит надо закончить. Вон уже и по радио передали, что начавшееся вчера наступление на Москву — последняя битва кампании.
— Точно, передали. Только мы с Вальтером за взятие Москвы еще две недели назад весь мой коньяк выдули, после похожего заявления по этому самому берлинскому радио. Оказалось — зря.
Произнеся эту тираду, Ганс скроил такую обиженную физиономию, что Вальтер и Хорст не удержались от смеха.
— Не переживай так, камрад! — Вальтер ободряюще хлопнул страдальца по плечу. — Когда люфты забирали своего летуна и тот самолет, что ты с ничейной полосы вытянул, они мне на радостях пол-ящика "Мартеля" оставили. Так что не переживай — как только, так сразу.
— Ну, вот у нас и появился еще один повод, чтобы добить "иванов" побыстрее! — подытожил под общий смех Ганс.
* * *
Упомянутое Хорстом, наступление на Москву началось, как и планировалось, 15 октября. Три танковые группы и одна полевая армия обрушились на поредевшие войска Западного фронта. 2-я полевая армия Вейхса перешла в наступление еще раньше — вместе с 1-й танковой группой. Ее правый фланг уверенно продвигался из района Ельца к Дону. А вот левый фланг, который должен был отбросить русские войска, прикрывавшие Рязань, неожиданно забуксовал, наткнувшись на упорную оборону и контратаки свежих частей. Советское командование бросило в бой прямо из эшелонов, спешно перебрасываемые из Закавказья, части 47-й армии. Как показали дальнейшие события, советский Генштаб поторопился с этим решением, приняв совместное движение 1-й танковой группы и 2-й полевой армии за попытку осуществить глубокий охват Москвы. В результате столь нужные на ближних подступах к столице полнокровные дивизии были втянуты в кровопролитные бои на второстепенном направлении. Обеспечивающая по сути операция Вейхса неожиданно оказалась весьма полезным отвлекающим ударом накануне решающего наступления.