Миргород (сборник)
Шрифт:
… стояли также на коленях два молодые клирошанина в лиловых мантиях… (КАБ2, ЛБ4: клироса).
В комнате горели две свечи; лампада теплилась перед образом… (КАБ2, ЛБ4, П: лампа).
… сжав белоснежными зубами свою прекрасную нижнюю губу, — как бы внезапно почувствовав… (КАБ2, ЛБ4 "губу" нет).
… и не снимая с лица платка, чтобы он не видел ее сокрушительной грусти.
Стр. 104, строка 15: чтобы он не видел (КАБ2, ЛБ4 "он" нет).
… но много почуявшего молодою жемчужною душою на вечную радость старцам родителям, родившим его. (КАБ2, ЛБ4: их).
… Тарас увидел порядочное количество гайдуков в полном вооружении. (КАБ2, ЛБ4, М — "гайдуков" нет; восстанавливается по ПБЛ6).
Стремясь восстановить в нашем издании текст "Тараса Бульбы" в том виде, как он появился у самого Гоголя в результате долгой и сложной работы, мы не считаем возможным ввести в основной текст и поправки издания 1855 г. К соображениям, высказанным выше (случайность поправок, стилевая направленность многих из них, отличная от всего текста повести, незаконченность поправок, неполная автентичность их), можно добавить еще одно
III
Приступая к "Тарасу Бульбе", Гоголь имел за собою ряд попыток создания исторической повести и даже романа. И "Страшная месть" и "Гетьман" написаны на тему казацко-польских войн. В самом облике украинского магната и полководца Данила Бурульбаша можно обнаружить черты, впоследствии развитые Гоголем в облике Тараса. Правда, собственно исторический элемент играет в обеих повестях второстепенную, подчиненную роль. В "Страшной мести" отдельные исторические детали совершенно заслонены легендарно-сказочною основою повести и лишь кое-где неясно намекают на какие-то исторические события (ср., например, в начале повести: "Приехал на гнедом коне своем и запорожец Микитка прямо с разгульной попойки с Перешляя поля, где поил он семь дней и семь ночей королевских шляхтичей красным вином"); в сохранившихся отрывках романа "Гетьман" исторический фон лишь намечен. Но в отрывках "Гетьмана" видно уже стремление автора к историческому бытописанию. "Гетьман" творчески связан с "Тарасом Бульбой", и отдельные детали воспринимаются как предварительные наброски позднейшей повести. В "Гетьмане" мы встретим и прообраз будущего описания усадьбы Бульбы, и детальное описание угнетения православных крестьян евреями-арендаторами, и ряд запорожских типов, эскизных набросков того собирательного типа запорожца, который впоследствии также был развернут в гоголевской повести. Даже историческая датировка событий "Гетьмана", — насколько можно судить по сохранившимся отрывкам, совпадает с авторской хронологией событий "Тараса Бульбы".
Что касается исторической основы "Тараса Бульбы", то следует иметь в виду большую неопределенность сообщаемых в ней самим Гоголем хронологических данных. В начале повести он говорит о Тарасе как об одном из характеров, "которые могли только возникнуть в грубый XV век"; несколько дальше, однако, упоминается уже XVI век. Указание на возникновение характеров, подобных Бульбе в XV веке еще не означает датировки действия XV веком; существеннее другое: ряд данных (обучение сыновей Бульбы в Киевской Академии, гетман Николай Потоцкий, Остряница) заставляет относить действие не к XVI, а к половине XVII века. И. М. Каманин видел в самом Тарасе Бульбе некоторые черты исторического Богдана Хмельницкого (у которого два сына были убиты поляками), а в словах Гоголя: "Тарас гулял по всей Польше со своим полком … и уже доходил до Кракова" — прямое указание на войны времен Хмельницкого, когда некоторые полковники (Богун, Перебийнос) действительно были почти совершенно независимыми в своих действиях. Ко времени Хмельницкого повесть Гоголя может быть приурочена и по изображению неудачной осады Дубна (до того времени летописи не дают никаких сведений об осаде города запорожцами).
Но связывать личность Тараса с каким-либо определенным историческим лицом не обязательно. Гоголь, очевидно, и не стремился к портретному и биографическому сходству, предпочитая дать собирательный образ казацкого героя. С неменьшим основанием можно было бы, например, отыскивать в Тарасе Бульбе черты "гетьмана Тараса", — Тараса Федоровича Трясила, предводителя восстания реестровых казаков (1630 г.), разбившего на голову польское коронное войско во главе с Конецпольским. Столь же необязательно и точное хронологическое приурочение событий "Тараса Бульбы", поскольку и сам Гоголь, очевидно, не заботился о хронологической точности.
В конце февраля или в начале марта 1834 г. Гоголь получил от молодого харьковского ученого И. И. Срезневского первые два выпуска "Запорожской Старины" — собрания украинских исторических песен (дум) и преданий. В своем ответном письме к Срезневскому Гоголь формулировал свой взгляд на современное состояние источников для украинской истории, которою в то время он усердно занимался: "Вы сделали мне важную услугу изданием "Запорожской Старины"", — писал Гоголь (6 марта 1834 г). "Где выкопали вы столько сокровищ? Все думы, и особенно повести бандуристов, ослепительно хороши. Из них только пять были мне известны прежде, прочие были для меня все — новость! Я к нашим летописям охладел, напрасно силясь в них отыскать то, что хотел бы отыскать. Нигде ничего о том времени, которое должно бы быть богаче всех событиями"… Только Конисского (т. е. "Историю Русов") выделял Гоголь из общей массы, ибо Конисский "выхватил хоть горсть преданий и знал, о чем он пишет". Мысль, выраженная Гоголем,
Итак, две группы источников своих исторических увлечений отмечает Гоголь: с одной стороны, летописные и мемуарные источники, дававшие ему фактические исторические сведения, с другой — народные песни, помогавшие ему усвоить и осознать "дух века" и "быт народа". Обе эти группы источников нашли свое отражение и в "Тарасе Бульбе".
В приведенном письме к Срезневскому, говоря о собственно исторических источниках, Гоголь просит своего корреспондента сообщить ему выписки из рукописных летописей, прибавляя: "Печатные есть у меня почти все те, которыми пользовался Бантыш-Каменский"; перед тем он упоминает о "летописях Конисского, Шафонского, Ригельмана" и замечает, что из летописей, названных в "Запорожской Старине", ему неизвестны лишь две. Ознакомление с библиографическими сведениями в трудах Д. Н. Бантыша-Каменского ("История Малой России", ч. I; мы пользовались изд. 3-м, М., 1842, стр. XI–XXIV) и И. И. Срезневского ("Запорожская Старина", ч. II, Харьков, 1833, стр. 9—12) убеждает во всяком случае в том, что часть этих источников если и была известна Гоголю, то в "Тарасе Бульбе" никак не была использована. Так например, в гоголевской повести нет непосредственных отражений чтения "Летописца Малой России" Ф. Туманского или "Исторического известия о возникшей в Польше унии" Н. Бантыша-Каменского, на чем настаивают Н. С. Тихонравов, И. М. Каманин, С. Родзевич и др. Н. С. Тихонравов указывает, например (Соч., 10 изд., т. I, стр. 570), что именно у Туманского ("Российский Магазин", 1793, кн. II, стр. 39) мог прочитать Гоголь ответ казаков султану, пожелавшему знать о числе их: "Кто их знает! У нас их раскидано по всему степу; что байрак, то козак". Однако с этим же ответом (и притом в форме, более близкой к гоголевской), Гоголь мог познакомиться по менее редкой и несомненно читавшейся им "Запорожской Старине" (ч. I, вып. 2, стр. 23).
Из исторических источников наиболее значительными и реально ощутимыми в первой редакции "Тараса Бульбы" были две книги: "История Русов или Малой России", приписывавшаяся архиепископу Белорусскому Георгию Конисскому (1718–1795), но составленная, по-видимому, Григорием Андреевичем Полетикою (1725–1784) или его сыном Василием (в конце XVIII или начале XIX в.), и "Описание Украины" Боплана (СПб, 1832).
"История Русов" была опубликована лишь в 1846 г., но до того в течение нескольких десятилетий ходила по рукам в большом количестве списков. Эта книга пользовалась громадной популярностью среди украинских читателей (см. напр. Коhl, Reisen im Inneren von Russland und Polen, 1841, II, 321 и др.). Широкая популярность "Истории Русов" выходила и далеко за пределы Украины (вспомним, что "Историей Русов" в начале 30-х годов интересовался и Пушкин, посвятивший ей статью в "Современнике" и подготовлявший на основании ее свои заметки по истории Украины). Гоголь, очевидно, был знаком с одним из ее многочисленных списков.
Именно "История Русов" дала Гоголю материал для немногочисленных исторических намеков и экскурсов первой редакции "Тараса Бульбы". Так, рассказ бежавших на Сечь казаков — в главе III редакции "Миргорода" 1835 г. (ср. гл. IV окончательной редакции) — основан на рассказе "Истории Русов" о польских притеснениях 1597 г. (см. "История Русов или Малой России. Сочинение Георгия Конисского архиепископа Белоруссии", М., 1846, стр. 40–41, 53, 56). Мы здесь найдем и "духовенство римское, разъезжавшее с триумфом по Малой России для надсмотра и понуждения к униятству", которое "вожено было от церкви до церкви людьми, запряженными в их длинные повозки по двенадцати и более человек в цуг", и пресловутое сообщение об аренде евреями церквей. [Сведения об аренде евреями церквей, почерпнутые автором "Истории Русов" из старинных казацких летописей, являлись в свое время одним из агитационных аргументов в борьбе с Польшей. В исторических документах нет подтверждений этих сведений, и их поэтому нужно считать вымыслами. ] Оттуда же — подробности о том, как евреи используют церковную утварь и облачения. Из "Истории Русов" в том же рассказе заимствованы также подробности о том, что "правительство польское… повелело… старшинам отрубить целиком головы и их… отослать на позор в города малороссийские", и что "чиновное шляхетство малороссийское… не стерпя гонений от поляков и не могши перенесть лишения мест своих, а паче потеряния ранговых и нажитых имений, отложилось от народа своего и разными происками, посулами и дарами закупило знатнейших урядников польских и духовных римских, сладило и задружило с ними и, мало-помалу, согласилось, первее на унию, потом обратилось совсем в католичество римское".
Из "Истории Русов" мог Гоголь почерпнуть сведения о набегах казаков на Синоп, Трапезунд и Анатолийские берега, а так же апокрифический рассказ о взятии в плен польского гетмана Лянцкоронского (у Гоголя — Потоцкого) под Полонным (ср. "Тарас Бульба": "Не буду описывать тех битв, где отличились козаки, ни постепенного хода всей великой кампании: это принадлежит истории. Там изображено подробно, как бежали польские гарнизоны из освобождаемых городов… как слаб был коронный гетман Николай Потоцкий с многочисленною своей армиею против этой непреодолимой силы…"; а во второй редакции еще определеннее: "Нечего описывать всех битв, где показали себя козаки, ни всего постепенного хода кампании: всё это внесено в летописные страницы"; "В летописных страницах изображено подробно…"); в других украинских летописях этого рассказа нет. Там же мог Гоголь найти ряд мелких историкобытовых сведений, вкрапленных им в свою повесть, о том, что "решились… козаки оставаться навсегда безженными" о выборе специально для похода "всех чиновников высших и низших", о реестровых козаках, о построении запорожского войска в походе и об укреплении стана козацкого и т. д.