Миронов
Шрифт:
Больно сжалось сердце Виктора... Наверное, правильно старые люди говорят, чтобы пришло выздоровление – надо почувствовать боль.
После своего потрясения Виктор забыл не только боль, дорогу к своему другу-однополчанину, но забыл и себя, словно заживо ушел из жизни. В волнении покусывая стебелек пырея, он глядел на Фильку широко раскрытыми глазами и чувствовал, что жизнь идет где-то стороной, мимо него. Мысли теснились, путались в голове: «Значит, устал?.. Так... Без борьбы отошел в сторонку, отдал кому-то все, что кровью и смертью завоевано твоими родными, друзьями. Иначе почему же сынишка твоего друга-однополчанина сейчас пастух хуторского табуна, чужого табуна? Значит, самый последний
Спазмы сжали горло, на жилистой шее вздулись вены, опять что-то засасывающее, тягостное навалилось на его могучую грудь. Он задыхался...
Филька потянулся, как растение к свету, к этому угрюмому казаку, инстинктивно почувствовал в нем защитника и покровителя. Еще не зная, кто сидит перед ним, но чувствуя впечатлительной душой доверие к нему, Филька рассказал все, как было...
– Подлецы! – скрипнул зубами Виктор. – Ничего... Мы им еще покажем... Не горюй! Есть хочешь?
– Хочу, – Филька только сейчас вдруг с особой остротой почувствовал голод и откровенно признался в этом.
Виктор торопливо расстегнул кожаный подсумок, достал кусок сала и краюху пшеничного хлеба.
Филька с жадностью набросился на еду.
Филька и Виктор не заметили, как подкрался вечер. Солнце уже скрывалось за вербами на плотине Харсовского пруда. Листья блестели золотом от просвечивающих сквозь них лучей. Быстро собрали табун, выгнали его на большак и он, не торопясь, медленно потянулся в направлении хутора. Даже самые прокудные и жадные коровы не хватали по сторонам – уж больно сытно, вволю наелись отводовской травы.
Приотстав от табуна, Филька в поводу вел коня. Виктор заложил руки за спину, молча шел и взором задумчивым, посветлевшим впитывал красоту и прелесть наступающего летнего вечера в степи.
Ветер утих совсем. Даже листочки травы не шелохнутся, замерли, усталые от зноя, ожидая освежающей росы.
Звонко и тревожно стрекочут ночные сверчки. Позади, в пруду, глухо стонут водяные быки. Из-под ног с шумом вылетела стая куропаток, разрезая воздух, стремительно бросилась в сторону и исчезла за высоким донником.
Справа, вдоль Герасимового лога, сплошной ковер диких, ярких полевых цветов. Воздух чистый, душистый, прозрачный.
Откуда-то доносится тягучая казачья песня. Слышно, как кто-то точит бруском косу, потом начинает косить траву. Где-то скрипят немазаные колеса арбы, и ленивое, неторопливое «цоб-цабе» слышится за дальними наделами. Звуки отчетливые, ясные. Из хутора доносится перезвон колоколов к вечерне.
Догорает вечерняя заря и золотым отливом покрывает колосящиеся хлеба, горит пожаром на высокой церковной колокольне.
Всюду широта, простор. Есть где размахнуться, силушкой тряхнуть. Как хороша вечерняя степь, как она мила и дорога сердцу казака!
Степь. На десятки, сотни верст степь, степь...
– Вот, дяденька, – кивнул Филька на верхушки верб, показавшихся из-за горы, – и наш хутор. А вы с какого?
– С Крутовского. Когда-нибудь все узнаешь. До свидания. Жди в гости. – Виктор крепко, как взрослому, пожал руку Фильки. Глаза его заискрились под лохматыми, нависшими бровями. – Мы, сынок, еще повоюем! – Он развернул дончака и ускакал в степь.
Филька смотрел грустными глазами вслед: «Кто он? Куда в ночь, бесстрашный, один поскакал?..»
21
Где теперь суровый и добрый казак Виктор Ковалев?.. Может быть, подсказал бы, пожурил, а то и надоумил хлопчика по имени Филька Миронов... Выходит, совсем ослабел духом Филипп Козьмич Миронов? А ведь совсем недавно он вообще не признавал ничего, кроме первенства во всем. Даже
Всюду первый... Это как же понимать?.. Ну а если мысленно хоть на минутку обернуться назад и вспомнить, доходил ли он в своих самых невероятных мечтах до того, что на его, хуторского пастушонка из хутора Буерак-Сенюткин, плечах окажется блестящий мундир казачьего подъесаула? И он, как в детском сне, на чистокровном донском скакуне, под колокольный звон всех церквей въедет победителем в родную станицу Усть-Медведицкую... И встречать его будут все хутора и станицы округа Войска Донского. И из Новочеркасска специально прибудет сам наказной атаман!.. Непостижимый взлет фантазии и превращение ее в действительность!.. Кажется, еще ни у кого такой счастливой судьбы не было? И он первым своими собственными руками разрушил этот волшебный замок. Судьба или характер?.. Или «...черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом»! Может быть, так высоко взлетать даже в повторении слов Пушкина есть крайняя степень нескромности? Крылья-то подрезаны, и не летать больше соколу. Они ведь не вырастают, как хвост у ящерицы. Или у него явилось запоздалое желание перекреститься – ведь гром-то уже грянул, а он продолжает по-прежнему спесиво считать себя первым? По каким качествам? По позору и приниженности?.. Помощник по рыбнадзору в гирлах Дона!..
Вода. Луга. Пойма. Леса. Птицы. Тишь. Благодать. В них и уляжется, растворившись, мятежный дух. Шлепнула хвостом по воде рыбина, пошли круги и растаяли. Прогремел случайный выстрел злобного браконьера... Блестящая карьера для бывшего офицера-разведчика, нарождающегося героя Тихого Дона!.. Уж лучше бы навек остаться на сопках Маньчжурии. Это как понимать? Умереть, погибнуть там, на чужбине?.. Нет, на такое он не согласен. Вот на родине, вот тут, сейчас кинуться с обрыва – и конец раздумьям и мучениям... Это ему подходит.
Филипп Козьмич Миронов, кажется, хорошенько и не понял, как он оказался на крутизне донского берега, с детства любимом месте, куда никто из буерак-сенюткинской и усть-медведицкой ребятни не смел и не мог взобраться. Это мог сделать только безрассудный Филька Миронов. Когда он туда взбирался, завистливые подростки, желая хоть чем-то ему насолить, бежали к его матери и, захлебываясь от мстительной радости, наперебой кричали: «Ваш Филька опять в орлином гнезде сидит!..» Мать горестно складывала руки и, раскачиваясь, начинала по-бабьи горестно причитать... Потом бежала к «орлиному гнезду», куда поспешал чуть ли не весь хутор посмотреть, как будут вынимать из гнезда непокорного «птенца»...