Миров двух между
Шрифт:
— Почему же, создание биороботов было шагом вперед, и я не думаю, что до конца правы те, кто против их использования в мирах, населенных людьми. А что касается облика… у природы есть чему поучиться…
28. Богомил Геров
Спор со Старадымовым напомнил мне о фонокристалле с записью рассказа деда, и неожиданно захотелось вновь услышать его спокойный размеренный голос. Кристалл лежал у меня в кармане куртки, но ситуация была неподходящая, и я в который уже раз пообещал себе заняться им в первую же свободную минуту. При этом мелькнула, правда,
Тем временем Юрий, размышляя о чем-то своем, вел бот по пеленгу, взятому датчиком УИ. Джерри тоже помалкивал, сосредоточив внимание на осмотре местности, над которой мы пролетали. Время от времени он включал трансфокатор и разглядывал изображение, появляющееся на экранчике. Один раз он попросил Старадымова остановить бот, внимательно всмотрелся в очередной видеотрофей и удовлетворенно хмыкнул:
— Взгляните-ка, ребята! Это интересно…
Я перегнулся через плечо Линекера к трансфокатору. Внизу, ловко перебираясь через упавшие стволы, двигалась огромная кошка. Видывал я в зоопарках африканских львов, так они, на мой взгляд, уступали ей в размерах раза в полтора.
— Что еще за чудо? — заинтересовался Юрий.
— Пещерный лев, — ответил Линекер, сидевший с таким гордым видом, точно именно он возродил к жизни это ископаемое.
— Тот самый? — удивился я.
Джерри молча кивнул, не отрывая глаз от экрана.
— Какой же это лев? — недоверчиво протянул Старадымов. — Ни гривы, ни кисточки на хвосте…
— И тем не менее это — пещерный лев, пантера спелеа, собственной персоной, — ответил егерь, — гривы у него, кстати, отродясь не было.
Юрий промолчал, и мы еще минут пять наблюдали за хищником. Потом бот снова двинулся с места. Я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Почти сразу в ушах зазвучал голос деда. Неизвестно почему на память пришел кусок его рассказа:
“Вот говорю, говорю, а может, это никому никогда не будет интересно? Рассекретят запись, прослушают ее специалисты и закинут на дальнюю полку…
Чтобы больше не возвращаться к этим сомнениям, обращаюсь к тебе, мой маленький Богомил. Я знаю, ты смышленый мальчик, тебе будет любопытно послушать своего деда. Всегда смотри на мир наивно, как ты смотришь сейчас своими голубыми глазенками, но иногда задумывайся над тем, через что прошло человечество, прежде чем наступило наше время, время людей, не знающих зла.
Меня в шутку называли Последним Опером. Это имя придумали весельчаки из нашего отдела еще в ту пору, когда я, окончив Юридическую Школу, на вопрос шефа, почему выбрал такую отживающую профессию, заявил, что надеюсь стать последним оперативником, чем окончательно склонил его в пользу моей кандидатуры. Разумеется, последним оперативником я не стал, не так просто избавиться от отживающих профессий, однако прозвище заработал…”
Юрий негромко кашлянул, и я вернулся к действительности. Бот плыл над какой-то речушкой, а вокруг, насколько хватало чувствительности локатора, простирались сопки, тайга, снова сопки и снова тайга.
По лицам друзей нетрудно было понять, что угнетает их. Я испытывал те же чувства. На Терре да, наверняка, уже и на Земле сбились с ног в поисках нашей троицы, а мы не только не можем вернуться, но и не в состоянии даже подать знать о себе. Случай прямо-таки
Подростков-то тогда сумели поймать, а вот как найти путь к нам? Ведь мы для землян исчезли бесследно, словно растворились, затерялись на бесконечных ступенях параллельных миров и времен.
Ничего особенного не было в том, что мы гораздо сильнее ощущали боль тех, кто безуспешно пытался вызволить нас из нельзя сказать, чтобы плохого, но все-таки чужого мира, чем переживали свою невозможность вернуться назад. Странное заключалось в другом. Никто из нас не думал о человечестве в целом. Мысли невольно сосредоточивались на душевных страданиях близких, в чьих муках концентрировалась боль многомиллиардной общины людей.
Джерри постоянно думал об Инге и Сереже.
Я, помимо родных, — о своих ребятишках. У них такой трудный возраст, а тут еще пропажа, может, и не очень любимого, но как-никак учителя.
О ком думал Старадымов, я не знал. Днем мелькнули в разговоре имена какой-то девушки с Терры и неизвестного мне Михаила Жамбаловича, но я был так углублен в себя, что толком ничего не понял…
— Приехали! — вывел меня из задумчивости бодрый, несмотря на все треволнения, голос Джерри.
29. Юрий Старадымов
Тренированный глаз охотника не подвел Линекера. Впрочем, “рыбак рыбака видит издалека”. В том, что люди, фигуры которых мелькали на склоне Байкальского берега, являются в какой-то мере “коллегами” егеря, сомнений не было. Внешне они очень напоминали народности, населявшие лет триста назад наш Север. Тот Север, который остался на Земле. Такие же прокаленные на морозе и солнце бронзовые лица, такие же продуманные и выверенные в борьбе с дикой природой движения, такое же рациональное снаряжение.
Охотники углубились в тайгу, я повел бот за ними. Линекер не возражал, на его скуластом лице появилось заинтересованное выражение. А вот Геров поначалу смотрел довольно кисло и теребил свою рыже-соломенную бороду, явно унесшись уже в мыслях туда, где “должно быть чуть-чуть поцивилизованнее”.
Пока я продвигал бот, стараясь не задеть разлапистых кедров, охотники не теряли времени даром. По обе стороны тропы, которую скорее всего использовало все звериное население, стремящееся утолить жажду, они уже сооружали плетеную загородку. Просто-напросто два небольших щита из веток. Один из охотников с рваным шрамом, тянущимся через все лицо — от лба до подбородка присев на корточки, вбивал небольшой колышек прямо посередине тропы, другой, укрепив два кола за изгородью, прилаживал к ним что-то много раз виденное мною, но тем не менее незнакомое.