Мировая жила
Шрифт:
«Ого, - подумал Аким, - командор решил зайти с козырей».
– А нам так и так подыхать, - Акиму нашлось, чем крыть «командорский козырь», - Так уж лучше вместе с вами. Мы отправимся в верхние миры. Ну а вы провалитесь обратно в свой Тартар, или как вы там его называете.
– Ну что ж, вы не оставили мне выбора. Я буду вынужден возобновить штурм, - командор пришел к очевидному заключению, что переговоры зашли в тупик. Зато сам Аким так не считал.
– Вот только не надо опять горячиться,
– Слушаю, - командор, по всему видно, был так впечатлен двумя предыдущими засадами, что заинтересованности в голосе скрыть не смог, чем опять вызвал у Акима довольную ухмылку.
– Я пропущу вас в качестве переговорщика, - заявил Аким так, будто делал командору огромное одолжение, - Но только вас лично. Вы и будете гарантом нашей неприкосновенности.
Командор какое-то время не отвечал, и Аким уже решил было, что тот на новую уловку не повелся. Однако командор все же отозвался:
– Ну хорошо. Только нам придется сначала забрать тела убитых.
– Валяйте, - разрешил Аким.
Одного за другим павших в узком проходе имперцев утащили за ноги.
– Я иду. Не стреляйте.
– Не буду.
В лаз начала протискиваться крупная фигура в наспех застегнутом командорском кителе. Позволив штурмовику продвинуться на две трети пути, Аким пустил ему стрелу в горло.
– Подлый мерзавец, - заорал в бешенстве командор, - Вы подстрелили переговорщика.
– А ты, командор, бессовестный лгун, - Аким в долгу не остался, - Послал вместо себя бойца. Тварь ты трусливая.
Штурм ожидаемо возобновился. Долго Аким продержаться не смог, но схватив грудью пулю, он покидал бренное тело с чувством выполненного долга. Крови он, конечно, пролил немного, зато неплохо ее попортил командору. А кроме того, он умудрился задержать штурмовиков дольше, чем обе предыдущие засады вместе взятые.
Оставив Акима, Вася и Ольха пошли дальше. Узкий свод тоннеля с каждым шагом раздвигался, а через два десятка шагов и вовсе вывел в большую, даже огромную подсвеченную тусклым зеленым светом очень причудливую пещеру.
Ольха взяла Васю за руку, и они, как два школьника на экскурсии, начали обходить пещеру, восторженно разглядывая древние сталагмиты, немыслимых оттенков каменные прожилки, причудливые наложения пород. Пещера ощущалась величественной и очень древней. Они прошли ее всю и только у дальней стены обнаружили источник свечения.
– Так вот она, какая, «Мировая жила». Размером с добрый бочонок, - Вася остановился у торчавшего из скалы очень крупного куска нифриловой породы, напоминавшего зеленый светящийся прыщ на теле гранитной пещеры.
– На южном континенте она размером с Северград, а то и больше, - напомнила Ольха.
Они
– Вась, - позвала Ольха, держа его руку в своей, но не отводя при этом завороженного взгляда от жилы.
– Что?
– А вот Акима сказал, что в следующей жизни встретимся. Ты ему веришь?
– Конечно, - ответил Вася, не задумываясь, - Я теперь и сам помню прошлую жизнь.
– На Старшей Сестре?
– Ага.
– А это точно не выдумка?
– Точно, - заверил Вася, - Не может, чтобы тысячи людей выдумали одно и тоже. Хотя… странностей тоже хватает.
– Это каких?
– Ну, к примеру, все выходцы со Старшей Сестры помнят последним один и тот же день. Семнадцатое декабря. А почему?.. я не знаю.
– Может семнадцатого декабря открылся какой-нибудь проход с того мира в этот, - предположила Ольха.
– Может и так.
– Вась.
– Что?
– А мы? Мы с тобой встретимся в следующей жизни?
– У меня нет такой уверенности как у Акима. Но я буду тебя искать.
– Тогда я буду тебя ждать, - Она выдохнула облегченно. Васин ответ будто унял задавленную, но все равно мучившую ее тревогу.
– Если ты будешь меня ждать, мне будет намного легче тебя найти.
Ольха кивнула. Она и сама ощущала не звериным, а именно женским, чутьем, ее ожидание – как маяк. Чем неколебимей будет сила ее ожидания, тем ярче будет для ищущего свет маяка.
– Вась.
– Что?
– Я вроде слышу голоса. Аким с кем-то разговаривает.
– Он пытается выиграть для нас время.
– А что нам нужно делать?
Вася пожал плечами. Он не знал, что делать. Просто стоял и смотрел на нифриловую жилу. Потом, будто вспомнив, пошарил в кармане и достал копеечную монету, оплетенную шнурком.
– Что это?
– Обережная копейка, - ответил Вася, показывая монетку, - Отец сунул мне в руку, когда мы прощались… а, ты знаешь, я ее помню… она в нашей избе висела… и шнурок этот помню.
– А зачем он тебе ее отдал?
– Ну не знаю. Как память, наверное. Он мне ее три года назад тоже отдал, но меня Лисы поймали, и я эту монетку оставил на делянке. Не стал с собой забирать. Боялся, что Лисы отберут. А теперь она вот опять ко мне вернулась.
– Обережная копейка, - повторила Ольха, - Может она нас как-то убережет?
– Это вряд ли.
– Вась.
– Что?
– А зачем он в тот раз тебе ее отдал?
– Ну, в тот раз он попросил меня развести огонь.
– Никогда не умела ставить такое заклятие.