Мировой порядок

Киссинджер Генри

На сей раз у Саудовской Аравии не получилось остаться в стороне: после неудачной попытки «Аль-Каиды» свергнуть династию Аль-Сауд в 2003 году страна сделалась одним из наиболее суровых противников террористической организации. Какое-то время удавалось обеспечить безопасность, сочетая вестфальские принципы и исламский порядок. Тем не менее важнейшая стратегическая ошибка династии Саудитов состояла в том, что они были уверены – приблизительно с 1960-х до 2003 года – в своей способности контролировать радикальный исламизм и манипулировать исламистами за рубежом, не «покушаясь» на позиции исламизма дома. Спровоцированный «Аль-Каидой» мятеж в королевстве в 2003 году показал фатальную ущербность подобной стратегии, которую династия в итоге отринула в пользу эффективной контрповстанческой кампании во главе с представителем младшего поколения, принцем Мухаммадом бен Наифом (затем – министром внутренних

дел). Тем не менее положение династии остается непрочным. Всплеск джихадизма в Ираке и Сирии сулит продолжение атак на саудитскую власть.

Саудовская Аравия придерживается курса столь же комплексного, сколь комплексны проблемы, стоящие перед ней. Королевская семья считает, что безопасность страны и национальные интересы требуют конструктивных отношений с Западом и участия в глобальной экономике. Тем не менее, будучи родиной ислама и «хранителем святынь», Саудовская Аравия не может себе позволить даже мало-мальских нарушений исламской ортодоксии. Она пытается «вместить» возрождающийся радикальный исламистский универсализм в непрочную амальгаму современной государственности и вестфальских принципов международного порядка, опираясь на практики ваххабизма, пожалуй, наиболее фундаменталистской версии ислама, и субсидируя ваххабитов по всему земному шару. Время от времени это приводит к сомнительным, мягко говоря, результатам. Дипломатически Саудовская Аравия является полноправным партнером Соединенных Штатов, но духовно поддерживает ту форму ислама, которая противоречит современным тенденциям и подразумевает вражду с немусульманским миром. Финансируя медресе (религиозные школы), где преподают аскетический ваххабизм, саудовцы не только исполняют свои мусульманские обязанности, но и принимают меры предосторожности – пусть ваххабиты проповедуют за рубежом, а не в границах королевства. В итоге возникли непредвиденные последствия: джихадистский пыл ныне угрожает саудовскому государству и его союзникам.

Стратегия «принципиальной двусмысленности» была эффективной, пока суннитские государства в основном управлялись военными режимами. Но едва появилась «Аль-Каида», теократический Иран установил владычество над воинствующим революционным лагерем, а «Братья-мусульмане» устремились во власть в Египте и в других странах региона; и Саудовская Аравия столкнулась сразу с двумя формами гражданской войны на Ближнем Востоке, причем обоим войнам содействовал ее собственный прозелитизм (пусть и непреднамеренный): войны между мусульманскими странами – членами вестфальской системы и исламистами, которые видят в государственности и в сегодняшних преобладающих институтах международного порядка «надругательство над Кораном», а также войны между шиитами и суннитами, когда Иран и Саудовская Аравия выступают как лидеры противоборствующих сторон.

Это соперничество будет разворачиваться на фоне двух других, причем каждое из них чревато специфическими угрозами для регионального порядка: речь об американских военных операциях по свержению одиозных диктатур в Ираке и Ливии, при политическом давлении со стороны США, ратующих за «преображение Большого Ближнего Востока»; не менее острым видится возрождение вражды суннитов и шиитов, наиболее разрушительно проявившей себя в ходе войны в Ираке и сирийского конфликта. В каждом случае параллельные интересы Саудовской Аравии и США трудно разделить.

Что касается регионального лидерства, баланса сил и «доктринального» превосходства, Саудовская Аравия считает угрозой для себя шиитский Иран – как религиозный и как империалистический феномен. Саудовская Аравия воображает «архипелаг» шиитов во главе с Тегераном, распространяющий власть и влияние шиизма от афганской границы и Ирана через Ирак, Сирию и Ливан до Средиземного моря; столкновение с суннитским порядком – Египет, Иордания, страны Персидского залива и Аравийского полуострова – кажется неизбежным (не забудем и настороженное партнерство с Турцией).

Отношение Америки к Ирану и Саудовской Аравии, следовательно, не может быть сведено к обыкновенному «исчислению» баланса сил или к вопросам демократизации; его нужно сформулировать с учетом прежде всего религиозного соперничества между двумя ветвями ислама, длящегося уже тысячу лет. Соединенные Штаты и их союзники должны тщательно выстраивать свое поведение. Давление на регион неизбежно скажется на хитроумной системе отношений, лежащей в основе могущества королевства, управляющего святынями ислама. Любое восстание в Саудовской Аравии повлечет за собой серьезные последствия для мировой экономики, для будущего мусульманского мира и для мира во всем мире. Учитывая опыт революций в других арабских странах, Соединенные Штаты не могут исходить из убеждения, что демократическая

оппозиция ждет своего часа, чтобы править Саудовской Аравией в соответствии с принципами, более «адекватными» для Запада. Америка должна достичь единого понимания со страной, которая является «главным призом» как суннитов, так и шиитов, мечтающих о джихаде, со страной, чьи усилия, сколь угодно закулисные, принципиально важны для конструктивного развития региона.

Конфликт Саудовской Аравии с Ираном – экзистенциальный. На кону стоит выживание монархии, легитимность государства и даже будущее ислама. Поскольку Иран продолжает двигаться в направлении превращения в доминирующую силу региона, Саудовская Аравия будет как минимум стремиться укрепить собственный авторитет для поддержания баланса. С учетом того, что поставлено на карту, словесных заверений явно недостаточно. В зависимости от результата переговоров по иранской ядерной программе Саудовская Аравия, вероятно, постарается создать собственный ядерный арсенал в той или иной форме: или приобретет боеголовки у какой-либо из ядерных держав, предпочтительно исламской (например, у Пакистана), или профинансирует разработку в какой-то другой стране (своего рода страховой полис). А поскольку, как считают в Саудовской Аравии, Америка уходит из региона, она вполне может задуматься над построением регионального порядка с привлечением иной внешней силы – возможно, Китая, Индии или даже России. Напряженность, беспорядки и насилие, нарушающие покой Ближнего Востока в первые два десятилетия двадцать первого века, следует трактовать как проявления гражданской и религиозной розни, суть которой заключается в том, чтобы определить, примет ли регион (и если да, то в каком виде) какую-либо из «больших» концепций международного порядка. Многое зависит от ресурсов, желания и воли Соединенных Штатов, которые в состоянии помочь в достижении результата, удовлетворяющего американским интересам, равно как и интересам Саудовской Аравии и ее союзников, совместимого с их безопасностью и фундаментальными принципами.

Упадок государства?

Сирия и Ирак – некогда националистические лидеры арабского мира – рискуют утратить возможность восстановить себя в статусе суверенных вестфальских государств. Их враждующие фракции ищут поддержки у союзников по всему региону и за его пределами, и это соперничество ставит под угрозу сплоченность соседних стран. Если уж государства в самом сердце арабского мира не в состоянии установить легитимную форму правления и обеспечить постоянный надлежащий контроль над своей территорией, значит, сложившаяся после Первой мировой войны территориальная система Ближнего Востока вплотную приблизилась к гибели.

Конфликты в Сирии и Ираке и в прилегающих районах, таким образом, наглядно демонстрируют зловещую новую тенденцию: налицо распад государственности, появление племенных и религиозных структур, игнорирующих нынешние границы, непрерывные споры и войны, в том числе инспирированные извне, нежелание соблюдать какие-либо правила, кроме закона превосходящей силы – того самого, который Гоббс мог бы назвать «природным состоянием».

После революции или смены режима, при отсутствии новой власти, которую признает легитимной подавляющее большинство населения, бесчисленные партии и группировки будут и далее соперничать в вооруженных конфликтах; некоторые области таких стран могут столкнуться с анархией, с непрекращающимися бунтами и восстаниями, либо объединиться с областями другого распадающегося государства. Существующему центральному правительству недостает желания или сил удержать под контролем приграничные регионы и усмирить радикальные общественные организации наподобие «Хезболлы», «Аль-Каиды», ИГИЛ или «Талибана». Именно это произошло в Ираке и Ливии – и, кажется, вот-вот случится в Пакистане.

Отдельные государства в их нынешнем виде могут быть управляемыми лишь частично – способами, которые в Америке вряд ли признают легитимным. В некоторых случаях подобные затруднения возможно преодолеть за счет движения в сторону либерализации внутренней политики. Тем не менее, когда внутренние фракции поддерживают различные концепции мирового порядка или считают себя участниками экзистенциальной борьбы за выживание, американские призывы завершить боевые действия и создать демократическое коалиционное правительство обычно либо парализуют систему управления (как в шахском Иране), либо игнорируются (пример – египетское правительство генерала Ас-Сиси, усвоившее «уроки» своих предшественников и теперь отступающее от традиционного альянса с США ради свободы маневра). В таких условиях Америка вынуждена принимать решения, наилучшие для безопасности и морали в данный момент, – и признавать, что они все равно далеки от совершенства.